Про то, как толстой шлялся по крестьянским избам и получил от жены Кундюль
или
Лев Николаевич и Кундюль
Многие думаю, что Кундюль – это малоизвестный таджикский поэт-песенник 
и пишут с заглавной буквы. Нет кундюль, это то, что от своей жены получил Толстой. 
Из учебников литературы нам известно, что Толстой (Лев) был барин и озорник 
. Но его, говоря молодежным языком, напрягала барская жизнь, и на протяжении всей свое биографии он неустанно роднился с крестьянством, а вернее с ее женской половиной.
Такое положение вещей разуметься не могло не волновать его супругу . Она была родовитая дворянка и ела суп вилкой, вопреки мужу, кушавшему лаптем.
Толстой за обеденным столом опускал длинную бороду в тарелку, чем немало смущал гостей 
. Правда, из гостей у Толстого был только Гоголь. Но и тот не ел – только водил глазами по столовой, нервно вздрагивал и молчал. Поседев так, повздыхав и повздрагивав, он не проронив ни слова, вскакивал, отвязывал козу и убегал. (Вы спросите: «причем тут коза?» - Но как же в русской деревни без свежего козьего молока!)
После обеда Толстой по заведенному обычаю удалялся в свой кабинет. Там в тишине, разрушаемый лишь редким тиканьем сломанных временем часов, он 
писал… писал… писал… Писал и прислушивался – «А спит ли жена?». Когда уверялся в том, что спит – обматывал бороду вокруг шеи и нырял в открытое окно.
Покинув супружеский дом, молодой в душе писатель-прозаик, опрометью мчался к другим супружеским домам. Толстой ложился на коврик перед входной дверью в попавшуюся крестьянскую избу и глазом ощупывал пол заветной хибары. Не заметив мужских сапога внутри, он смело протискивался в щель и начинал тискать 
всех детородных женщин содержавшихся в помещении.
Лев Николаевич любил эту старую русскую забаву. И хотя дело было сопряжено с чрезвычайным риском, он был неукротим. Даже приход мужа не стеснял его и он удобно располагался в погребе, ожидая своего часа.
Однажды здоровый охотник вернулся домой, где его ждали жена, три дочери и Лев Николаевич в подсобном помещении. Охотник был огромный с ружьем, топором и огромным, устрашающим болтом. К несчастью он «сделался» больным и проспал четверо суток. Все это время великий русский писатель боялся, не то что вздохнуть, а даже пукнуть. А пукнуть ОЙ как хотелось! – четыре дня рацион его состоял лишь из квашенной капусты, которую он выгрызал так, чтобы бросить тень на крыс.
Своим долгим отсутствием он разгневал жену, и обман был раскрыт. В его кабинете она обнаружила только замаранные листы бумаги, на которых Лев Николаевич упражнялся в написании неприлично короткого слова. Значение этого слова супруга Льва Николаевича, подлинная дворянка, знать, конечно, не могла. В детстве, как она говорила позже своим современникам: «Просила как-то пояснить родителей смысл трех загадочных букв». Но те отказали ей, сославшись на то, что они дворяне, и их родители им тоже отказали. Зато Лев Николаевич знал и даже показывал на деле то, что срывалась за тремя буквами и не только жене, но и всем крестьянкам детородного возраста.
«Позор, позор!» – подумала жена. Встретив мужа на пороге, она отвесила ему кундюль 
и посадила в подвал писать «Войну и Мир» , чтобы помериться. Сначала Лев пытался провернуть трюк с многократным написанием короткого слова в четырех томах, но отлынивать не вышло и пришлось написать все, как в жизни.