Гимен,о,Гименей!Кого можешь - минуй.

[  Настроение: Happy ]

трампампам, например. я хочу сказать, уже светает, и нас ждут великие дела. а может, не ждут. но дождутся. а пока вот у меня тут прекрасные Роберт Музиль и группа "Палево". и всех-то я люблю сегодня. <3

слушайте новый альбом волкова и фёдорова, ешьте мороженое, читайте хоть что-нибудь.
смотрите "Алису" Сильви Болльо и "Анжелу" Ребекки Миллер. вообще, смотрите Ребекку Миллер, если найдете.

привет!

что я хочу сказать?
эээ. гм.
в ночь с 5 на 6 я еду в Питер на фестиваль, мне страшно, мне очень страшно, я еду туда без своих.

я всем советую слушать например Psapp Shivaree и Жёлтых Почтальонов, а читать например стихи Светланы Ивановой, Гилы Лоран, Николая Звягинцева, Григория Дашевского.

ну, и как-то так

*
К.Р.

Сначала, скажем, велосипед
великоват,
Ногам не хватает длины нащупать педали -
Чуть-чуть. Но в этом чуть-чуть
столько тёмной, недетской печали,
Предвосхищения более тяжких утрат.
В этом крошечном несовпадении видишь вдруг,
Пусть и смутно ещё, но достаточно живо, чтобы принять на веру:
Станешь ловким жонглёром, но будет всегда лететь мимо рук
Что-то самое важное, что-то старшее по размеру.

1.
тени, Василий, тени, слышишь, молчат нам из-под подошв
мерят асфальт хлопками чёрных своих ладош
не боятся, не улыбаются не намокают в дождь

единение суть ремесло теней:
даже если ты стоишь в стороне
наши руки нет-нет, а переплетутся там, на стене
кроме того, они могут ходить по воде и лежать в огне

помнишь, через неделю после того как пришла весна
одна тень протянула другой тень бокала, вместившую тень вина
мы говорили о тех, кто попал на седьмое небо
мы вспоминали их до седьмого дна

2.
время, Василий, время стирается, однажды под головой
спящего возникает такой воронкообразный грот
[говорят, обыкновенно они образуются
в ходе размывающей деятельности наземных вод]
и на утро история твоей болезни шелестит страницами мировой -
то есть, всемирной - или наоборот

я никогда не умел планировать, думать о будущем - как
не умеет сделать себе харакири не вскрытое долго письмо
но что-то меня смущало, в чём-то я сомневался, пока
тем мартовским вечером, у меня на глазах, у тебя на руках,
время, сбежав от своих убийц, не убило себя само

В этом городе время движется по-другому.
Воды семи дождей опочили в его жестяных суставах,
его стены и поручни светятся под руками
страждущих и усталых,
они носят это сияние от дома к дому,
запускают под голые потолки своих одиночных камер.
Азиатски узкие, окна мэрии глядят на север,
вход сторожит рояль, клавиши выведены из строя;
когда сидящий за ним безумец спросит, бессмертие или веер,
надо выбрать второе.
На заднем дворе деревянный конь щиплет фанерный клевер,
в его брюхе играют дети, ничего не слышавшие о Трое.
Я не был там тысячу лет, я не помню, как это.
Каждый месяц я забывал по названию улицы,
женскому имени и типу захода солнца.
Но ты отрежь мне ладонь и используй её как карту,
там, под левым мизинцем, в истоке линии сердца,
город спокойствия моего, отверженная столица,
всё понимает, ничего не боится,
ждёт тебя не дождётся.

*
И вдруг всё сошлось. Мы смотрели не отрываясь,
как выцветшие фрагменты занимали свои места –
и трюмо, и люстра, совсем такая, какой её описал Кавафис,
и флагом сигнальным белый платок у запачкавшегося рта.

Ватман, следящий серым зрачком из незапертого портфеля,
неловкие сгибы коленей твоих под тонким моим плащом.
Тени, перебивающие друг друга. – Вся жизнь. – Вся эта неделя,
после которой так трудно поверить, что ничего не кончено, что будет что-то ещё.

*
мой модельяни, ты никогда не нарисуешь мои глаза.
мы так редко видимся, твои кисти так коротки.
эта цепь на моём запястье – единственное вещественное доказательство
того что ты есть, и если я сниму её, то только вместе с кожей руки.

мой модельяни, в твоей прошлой жизни было столько утрат.
вспомни принципы преодоления скорби, вспомни и примени.
каждый раз, когда я думаю о тебе, глаза темнеют, болят.
«он никогда нас не нарисует» – кричат они.

с тех пор как мы встретились, мне стали часто сниться дурные сны.
о ветеране войны, стрелявшем по призракам прошлого из окна
и попадавшем в детей и старух, не успевших добежать до стены,
пока я с двумя ревущими малышами сидела под бетонной горкой
и считала мёртвых, чтоб не сойти с ума.

моди, все эти кадры впитались в мои слезящиеся зрачки.
я всё чаще смотрю на тени, сверяюсь с их пепельным букварём.
мы так редко видимся, мой модельяни.
твои кисти так коротки.
я не звоню тебе, потому что знаю, как именно мы умрём.

*
так я думаю о тебе,
по следам беглой памяти, без тоски.
а ты, может, сидишь на верблюжьем горбе,
или, как в считалочке, на трубе,
или на корточках в коридоре, развязывая шнурки.

так я гадаю о встрече-невстрече по золотой смоле,
патефонным иглам, затёртым лентам аудиокассет,
а ты, может, машешь сигнальным флажком, стоя на отплывающем корабле,
или смотришь из иллюминатора, как пляшет жаркий весенний свет
на широком стальном крыле,
или вышел купить на последние деньги кофе и сигарет
и бредёшь, увязая по пояс, сквозь ультрамариновый мартовский снег –
точно десертная ложка штурмует подтаявшее суфле.

или
любишь-не любишь
плюёшь
целуешь
или к чёрту шлёшь
или к груди прижимаешь
плачешь, поёшь, ломаешь
надеешься, веришь
или
лежишь на полу в столовой
на синеющем языке
последнее слово
вертишь

кстати вот еще что. поэт Катя Соколова, второе место литературрентгена за этот год:

Р.

Вспомнишь не это, а что-то чужое,
Случайно замеченное тобой.
Красный лист осиновый, крепкий зеленый желудь,
Шар голубой.

Говорят – за секунду всю жизнь увидишь.
Не видела. Всё не так.
Перед тем, как отсюда на воздух выйдешь,
Вспомнишь – пустяк:

Шахматную фигуру. Карандаши. Часы.
Виденный где-то дом –
Что-то одно, что всю жизнь в себе проносил,
Не помня о том, –

Женщину в узком окне, зовущую сына домой.
Какую-то яркую мелочь, не связанную со мной.

по-моему она хороша.
да.
и лауреат дебюта совершенно чудесен.

детский альбом курёхина и паперный т.а.м доставляют.

собираюсь в жуковский ага.

Столько было сказать, что слова застревали в горле,
фиолетовым вечером на золотом крыльце.
Вспоминай: углы рта потемнели, глаза прогоркли,
пальцы выкрали вечность – вчера. А сегодня цел,
невредим, у разбитой обочины ждёшь попутки,
точно минуло, мимо прошло, ничего не вскрыв.
За аквариумным стеклом телефонной будки
по межгороду плачут скелеты красивых рыб.

------

господи я деградирую

вот она эта цепочка



сегодня в зверевском его не оказалось
симку еду восстанавливать завтра после семинара
текстов за сегодня много
слушайте пекин роу роу
особенно песню радио маяк
слушайте The Decemberists
да и вообще

и мы позавчера с мэни посмотрели "к чему помыслы о любви"
и это было хорошо

всё это очень странно
у меня теперь есть цепочка из каких-то сомнительных сердечек и звездочек которая тем не менее мне страшно нравится и телефон записанный в чужом блокноте чёрным карандашом
и переписанный на салфетку из кафе муму
потому что телефон не видит симкарты и завтра я поеду ее менять
я понятия не имею что с этим делать
и я вчера написала текст
да
про андрея. для оли.

*
как эти утра злы и зыбки
сквозь пепельниц ребристые бока
он так стоит
так держит руки
что воздух слева принимает форму скрипки
а воздух справа форму тонкую смычка
куда бы он ни шёл
наказанная сигарета
в углу
тёмного рта
сколько бы ни шёл
пританцовывая или нет
за ним идёт музыка
отражаясь в чумазом стекле
непрозрачных дверцах
балетном полу
твоём сердце
оставленном на столе

ооооо боже как я люблю жизнь сегодня! как я люблю их. как я люблю их. боже.
тексты правда пишутся мерзкие.
ах да еще одно - в понедельник презентация нового "воздуха" в зверевском центре. и я очень надеюсь что там будет тот безумец у которого умер отец.

*
Так багровая и ледяная вода,
От затылка пробитого к впалым вискам,
Пробирается медленно, точно беда,
Точно звук по прогоркшим патрульным свисткам.

В шахту горла спускаются дёготь и йод,
Все подручные яды, ничьи семена.
Мальчик пальцы в стенную розетку суёт.
Глупым ртом его стонет, кончая, стена.

Тени слушают мёртвых – он мне говорил –
Это ими мы помним, откуда пришли;
Что ты знаешь о том, как встают из могил
Не скелеты, но мокрые комья земли.

Слишком близко стоишь. Вижу только лицо,
Иногда ещё руку у лба или рта.
Так легко, путешествуя заподлицо,
Верить – там, куда я не смотрю – пустота.

Я подвешу тебя на ажурном ремне
К чёрной лампочке под кровяным потолком,
Чтоб висел и не смел возвращаться ко мне,
Дабы я рассмотрела тебя целиком.

так и живем. черкасик свалил на фестиваль на три дня. всё на нас с мэни - радостно играем в доминно и ждём. по-моему я в локальном раю. местами проваливающемся в ад.




черкасов.



мэни

1.
про топографический кретинизм:

придумали с Данилой Михалычем объявление:
коренная москвичка ищет старый арбат. интим не предлагать.

2. Кашира прекрасный город.

3. ЕТ в письме к ЕС обозначил, что у той Ксении, что приезжала вместе с Черкасовым и Маниченко, неплохие стихи и длинные ноги. а нам с Черкасовым кажется наоборот - стихи длинные, ноги неплохие.

4. мы встретили хорька и он БЫЛ В МОИХ РУКАХ!!!!

yeah yeah yeahs... паранойя более менее отпускает. полезно черт побери спрашивать на прямую. любимые как черт знает что. мэни подарил мне свитер.



(с) черкасов

если бы девять лет назад мне показали слайд
обо мне
сидящем в кабинетообразной комнате с разбросанными по полу книгами
одетом в платье похожее
на рыболовную сеть
до всепоглощающей нежности измождённом
таком
каким бываешь только когда не видят
показали бы и предложили
попробуй
угадать о чём думает человек на плёнке
я бы ответил - об ангеле
о серебряном облаке
о безымянных цветах оплетающих грудные стенки
может ещё о ком-то прекрасном около
о чем угодно
только не о моих коленках
чашечками
то крови полными то зелёнки
норовящих чокнуться с каждым встречным забором
столбом телеграфным проезжей частью
только не о моих волосах
нагоняющих скуку
как всё длинное и прямое
только не о моих руках
потому что в них таких маленьких и чумазых мне не удержать всего
всех эмбрионов радостей и несчастий
голубую планетку будущего с океаном воспоминаний
в островках паранойи
-
если бы девять лет назад мне показали слайд
обо мне
рисующем на картонке из-под обуви навсегда ушедшее детство
в образе мужчины со стёртым лицом
пытающегося дрыгать
ампутированными ногами
и объяснили что это я
три тысячи двести восемьдесят пять дней спустя
так по себе скучаю
я вынул бы из кармана любимый пластмассовый пистолет
выстрелил в экран тёмно-синей пулькой
целясь в ладонь рисующего
и прошептал подойдя близко-близко прижимаясь вплотную
это мой единственный подарок больше мне нечего тебе дать
бери спрячь его в самый дальний ящик
и оставь попытки меня вернуть
не помни меня как я о тебе не знаю

так. ну хорошо, ладно, на этой неделе мы поставили крест. окей. но на следующей ведь мы снова все увидимся, так? так. как минимум дважды. на сидоровском семинаре и на шостаковской. господи, помоги мне срочно найти работу. пожалуйста. с остальным мы справимся по мере сил. честно.

короче так: я совершенно запутался и понятия не имею что делать, одно лишь мне совершенно очевидно - я рыбко. рыбко, и всё тут.

куда деваться. ну правда - куда деваться! красивые, красивые гениальные люди. текст что ли запостить чей-нибудь. ну вот хоть этот.

7. |телеэфир|

и мы умрем как хрюша и степашка.
рабовладельцы говорят красиво:
«разноцветно расцвечу вам кожу красненьким узором»

всё это уже было
ничего этого не будет
из нас просто вынут руки
уйдут на соседний телеканал

(с)
черкасов

Жил-был пастух по имени Валентин. Совершенно не ясно, чем он занимался до описываемых событий, но как-то вероятно жил и не маловероятно был. Точно известно, что волею судеб он оказался в тех местах, где всем заправляла уже немолодая, но хорошо сохранившаяся ведьма. Звали её... впрочем, не важно, как её звали- Ведьма и есть Ведьма.
И вот, когда Пастух проходил мимо Ведьминого дома, она окликнула его и предложила кое-какую работу: она держала стадо свиней, за которым требовался уход, и готова была предоставить Валентину трёхразовое питание пять дней в неделю и крышу над головой.
Нечего и говорить, что Валентин тут же согласился: во-первых овцы, с которыми он шлялся по стране уже порядком ему надоели, а во-вторых, что и говорить, - Ведьма была чудо как хороша. Таким образом пастух превратился в Свинопаса (вот, что можно было бы обыграть еще, ну да ладно) с постоянным местом прописки и фиксированным окладом. Впрочем, дальнейшие события показали, что Валентин рано радовался. В первый же день ведьма пришла к нему в хлев с особым поручением.
Особое поручение оказалось скорее деловым предложением - Ведьма осведомилась, не хочет ли Валентин расколдовать прекрасную дочь одного из соседних правителей и взять её в жёны - ну или просто перепихнуться, это уж как пойдёт. Валентин ничего против не имел, и хозяйка изложила условия: оказалось, что заколдованной красавицей была одна из порученных пастуху свиней, но какая именно, Ведьма точно сказать не могла, а потому целовать пришлось всех по очереди.
Само собой, такая перспектива не сильно обрадовала новоиспеченного свинопаса, но выбора не было - принцессу Валентину очень хотелось. Чуть меньше, чем Ведьму, но все же. Тогда Валентин достал из сумки флягу, с которой не расставался никогда и залпом выглотал все ее содержимое. Нечего и говорить, что в фляге находился отнюдь не тыквенный сок. Немного приободрившись Свинопас встал на карачки и пополз к своим подопечным.
Когда половина наличествующего скота была перецелована, Валентин, приступая к второй половине, растерянно оглядывался на хозяйку, а та только руками разводила - мол, ничего не поделаешь, закон подлости, вечно всё нужное находится последним. И Валентин покорно целовал оставшихся свиней, с чувством, с расстановкой и неубиваемой надеждой. Наконец своей очереди дождалась последняя, самая толстая и грустная свинья. Пастух пристально посмотрел на свинью, серьёзно кивнул Ведьме и пополз покоряться судьбе.
В самый ответственный момент свинья, конечно же, отвратительно хрюкнула, обдав нашего героя неописуемым амбре, но и это его не остановило. Вдохновленный тем, что мерзкое животное скоро станет настоящей принцессой Валентин припечатал хрюшку таким поцелуем, что впору делать пометку 18+. Но свинья не превратилась в принцессу, а продолжала мирно похрюкивать. Валентин вопросительно уставился на Ведьму.
- Погоди. Сейчас всё будет, - заверила она, возвела глаза горе и забубнила: Крибле, крабле, бумс...
И действительно, как только последнее слово заклятья слетело с безукоризненно подведённых губ, свершилось чудо - Валентин в беспамятстве брякнулся оземь, пока свиньи одна за другой вставали на задние лапы и превращались в потных мужиков.
Спустя два часа Валентин очнулся оттого, что кто-то активно бил его по лицу. Открыв глаза, нечастный увидел кругленького мужичка с луком в руках и большой красной кнопкой на животе. Сзади у мужичка лениво вертелись лопасти вентилятора.
- Ты кто? - спросил в конец ошалевший Валентин.
- Я - Амур - гордо ответствовал мужичок.
- А я? - слабо пролепетал Валентин. - А Ведьма где?
- Так... - вздохнул Амур. - Всё ясно... Варенье есть?
- Нет, - ошалело пробормотал пастух. - А что?
- Проехали. Значит, хочешь, чтобы она тебя полюбила? - деловито осведомился Амур.
- Д-да..Нет..Ну-у, понимаешь.. Я хочу, чтобы она была счастлива, - твёрдо ответил Валентин.
- Ох, ну и мужики пошли. Над ними издеваются, как только могут, а они все равно – хочу, чтобы была счастлива. Видишь ли, дружок, ей сейчас очень даже неплохо, учитывая, сколько свиней ты для нее поцеловал.
При упоминании свиней, лицо Валентина посерело, но он все же взял себя в руки и поинтересовался:
- А что это были за люди?
Амур закатил глаза и отбарабанил:
-Что ты, так и не понял? У Ведьмы имелся целый выводок мужиков, которых она сама в свое время заколдовала и одна небольшая проблема, которую ты для нее решил. Она же ведьма старой школы. Ей, чтобы отменить заклинание нельзя без поцелуя, а свиней целовать охотников нет – ладно бы морских свинок, такое в ее практике тоже случалось. Но тут она как-то сильно на мужиков разозлилась. Ноготь они ей что ли сломали? А тут ты. Пригодился словом, обеспечил вниманием старую больную женщину. И что, после этого ты все еще хочешь, что бы она была счастлива?
Валентин закрыл глаза, сосчитал до десяти, стиснул зубы, сосчитал ещё до ста и процделил:
- Да... У неё наверное было тяжелое детство... Это она просто ещё не нагулялась.. Она другая, другая, ты не знаешь, она хорошая!
- Окей, парень, ты только не кипятись, - вздохнул Амур. - Давай так: я помогу тебе заполучить эту крошку, а ты мне отдашь своего первенца..хм..нет. Лучше восемь тортов и одну свечку.
Они ударили по рукам, и Амур. Вооруженный игрушечным луком, взмыл в небо. Тут же долбанулся головой о потолок хлева, выругался себе под нос и вылетел в окно – как будто и не было никакого Амура. А спустя полчаса, в хлев вбежала сильно взволнованная Ведьма.
- Валя! - кричала она. - Валя, ты не ушибся? Тебе не холодно? Валя, прости меня! Валя, скажи, что мне сделать чтобы ты меня простил? А можно я буду называть тебя зайкой?
- Милая Ведьма! - кричал в свою очередь Валентин, совершенно её не слушая. - Они тебя не обидели? Ты в порядке? Ты выйдешь за меня замуж?
Словом, случилось страшное - Амур не промахнулся и Ведьма действительно влюбилась в Валентина.
Так им обоим и надо.
Они поженились, враз осиротевшие мужики ушли жить на соседний остров, назвали его Динамо, короче - все наладилось. Ну, то есть... как наладилось... как это обычно бывает, так оно и наладилось.
Он писал ей слащавые смс-ки по 10 раз на дню, а потом полночи бился в истерике оттого, что его слишком много и скоро Ведьма уйдет. Ревновал к мужикам с Динамо и то и дело пытался великодушно легализовать измены. Выглядело это примерно так: "Милая, ну правда, иди потрахайся, мне не жалко." Но без памяти влюблённая - спасибо Амуру - Ведьма ни с кем кроме Валентина уже не хочет и не может, и ко всему прочему у пастуха формируется комплекс, что он, мол, её не удовлетворяет. В доме, понятно, бесконечные истерики. Ведьма ссорится со всеми подругами, потому что подозревает их в посягательстве на Валентина и обходит мужиков с Динамо за километр дабы на вводить себя в искушение, в то время как Валентин усугубляет свою неуверенность в себе вплоть до абсурда и буквально заставляет Ведьму ему изменить. Он приводит её на вечеринку к мужикам, спаивает и бросает в комнате с одним из них, а сам сидя в таверне неподалёку кусает локти и обливается слезами. И потом все начинается заново: он прощает ее, но теперь к постоянным истерикам добавляются воспоминания о ее коварной, тщательно спланированной, безусловно, измене. Она повторяет дни напролет "Святой, святой Валентин, как ты меня терпишь? Святой, святой". И так до конца их дней, пока местная церковь не решает сжечь злую ведьму. Церковь назначает казнь на четырнадцатое февраля, Ведьму бросают в костёр, и тут толпу зевак расталкивает Валентин и с воплем: "Не допущу чтоб ты попала в ад на день раньше и успела выебать три первых круга!" бросается следом, и люди расходятся с площади, качая головами и повторяя: «Святой Валентин, святой, как он только её терпел"!
скаф, b.v

слушайте олега медведева друзья. не заходите за черту.