Sturmscheisse

сегодня, третьего февраля две тысячи восьмого года Господа нашего, сава, пребывая в здравом уме и трезвой памяти, поверг все основы моего, хозяйки вселенной, мировоззрения своим неистовым шовинистским высказыванием. я бы могла облить его обоими бокалами всё ещё горячего глинтвейна, стоящими на нашем столе, но оцепенение, вызванное его словами, столь велико, что я нашла в себе силы лишь на то, чтобы взять в руки ручку и писать эти строки, дабы хоть сколько-то освободится от этого всеобъемлющего чувства отчаяния... на этом повествование сие и обрывается...

все плакали. все молились. все совокуплялись. все раскаивались. но всё это не помогло. все умерли.

креветка.

две трахающиеся собачки, которых переехал, утрамбовывающий асфальт, каток.

[  Настроение: Distorted ]

[  Сейчас: Listening to F.S. Blumm ]

правда или вымысел? это я о зависимостях. вот я, на протяжении нескольких лет, постоянно передвигался по лику планеты нашей с огромными наушниками на голове и подключенным к ним плеером в кармане. вернее, всё таки, с плеерами. так как они бесславно и бессовестно гибли. я тихо злился, приходил домой, разбирал их и паял. а они снова гибли, а я снова паял, паял и тихо злился, но безуспешно, ибо штекер наушников, по размеру, сравнимый с самим плеером, означает автоматическое наличие неизлечимой болезни у последнего... впрочем, я не об этом. когда я сидел в, к примеру, автобусе, слушая музыку, люди с неудовольствием поглядывали иногда на моё лицо, выражающее некую конечную стадию индифферентности, и на мои наушники, из которых слышались какие-либо звуки. причём, мне всегда казалось довольно забавным, что с одинаковым неудовольствием окружающие слушают как дебютный альбом канадского техно-проекта "FUSE", так и струнно-щипковую увертюру японского композитора Курайамино(если конечно его фамилия транслитеруется именно так)... впрочем, я и не об этом. в какой-то определённый момент я не стал в очередной раз ковыряться похмельными(стимуляторными), а значит, трясущимися руками, вооружёнными паяльником. в тот момент я решил отказаться от, как мне казалось, неотъемлемого атрибута передвижения в пространстве и времени - музыки. с того момента мой шестидесятигигабайтный плеер превратился в просто переносной жёсткий диск, а путешествия стали протекать в "тишине". вернее, мне так по-началу казалось. зато потом я уловил в окружающей среде и ритмы и мелодии и прочее-прочее. так что, строго говоря, ничего не изменилось, кроме выражения лица. теперь, когда оно(лицо) находится в транспорте, оно или дико-довольное, или заинтересованное. это когда звуки окружающей среды навеивают мне что-то, что я очень хочу записать. обычно в такие моменты я доставал из кармана свой многострадальный Asus p525 и начинал увлечённо тыкать в экран стилусом. однако эта тварь тоже отдала-таки концы. так что теперь пришлось вернуться к блокноту, тетради или просто обрывкам каких-то бумажек. кстати, благодаря этому родилось новое, довольно забавное, хобби - сидя в кафе, вытаскивать из пачки салфеток одну, оставлять на ней некое послание и убирать обратно... возможно, кто-то поперхнётся сигаретой, прочитав что-нибудь в стиле "записывать свои мысли на салфетке может только слабый духом. скомкай её и выбрось". а может и не поперхнётся... а может и не сигаретой... курение. всё-таки, кто и что бы не говорил, а в нём есть, как минимум, один плюс. какой? ну вот, я захожу в какое-то незнакомое мне здание и вижу пепельницу. вот я подхожу к ней, достаю из кармана пачку, открываю пачку, вытаскиваю из неё одну сигарету, вставляю эту сигарету себе в рот, вынимаю из другого кармана зажигалку, прикуриваю, делаю первую затяжку и выпускаю дым. и что... а то, что за время, которое прошло, пока я всё это делал, я успел всюду позыркать своими глазами, осмотреться, выработать тактику и начать оной следовать. вот она, зависимость.

[  Настроение: Distorted ]

[  Сейчас: Listening to the first vienna vegetable orchestra ]

Лежит в столовой на столе
труп мира в виде крем-брюле.
Кругом воняет разложеньем.
Иные дураки сидят
тут занимаясь умноженьем.
Другие принимают яд.
Сухое солнце, свет, кометы
уселись молча на предметы.
Дубы поникли головой
и воздух был гнилой.
Движенье, теплота и твердость
потеряли гордость.
Крылом озябшим плещет вера,
одна над миром всех людей.
Воробей летит из револьвера
и держит в клюве кончики идей.
Все прямо с ума сошли.
Мир потух.
Мир потух.
Мир зарезали, oн петух.
Однако много пользы приобрели.
Миру конечно ещё не наступил конец,
ещё не облетел его венец.
Но он действительно потускнел.
Фомин лежащий посинел
и двухоконною рукой
молиться начал.
Быть может только Бог.
Легло пространство вдалеке.
Полёт орла струился над рекой.
Держал орёл икону в кулаке.
На ней был Бог.
Возможно, что земля пуста от сна,
худа, тесна.
Возможно мы виновники, нам страшно.
И ты орёл аэроплан
сверкнёшь стрелою в океан
или коптящей свечкой
рухнешь в речку.
Горит бессмыслицы звезда,
она одна без дна.

[  Настроение: Distorted ]

[  Сейчас: Listening to thomas brinkmann ]

но не те мелочи и маленькие слабости, которые делают нас самих людьми, или чем мы там являемся, а те мелочи, которые окружают нас. те мелочи, которые образуют картину мира, которые влияют на нас, и которые поддаются нашему влиянию... "Сокровище наци"... You still think it vould be easy? You know? you just don't have to go back. At least? there's some experience, you get...
...А под окном...
...Поёт звезде...
...Земля мои слова...
...Поёт земля напрасно...
...На улице ненастно...

Где сожаления,
Где радости?
Где горести,
Где сладости?
Где сожалений горьких
Пасть?
Где радости гудящей
Власть?
Где власть,
Где пасть?
Где части
Этой части
Часть?
Где власти
Этой власти
Власть?
Где части
Пасти
Этой власти?!
Где солнце
Тени
Поворачивает скрипом?
Где в полдне тени?
Где?!
В вечернем
Омуте, разлитом
По вдоль и поперёк?
Везде.
Какими образами
Скрытом,
Или корытом
Невода
Гуляет кот гулящий-спящий?
Неводом
В широкую постель,
В пустую колыбель,
Где солнце
Тени
Поворачивает скрипом.
В рустующем,
Забытом,
Полутелесном небе
От забот.
На взлёт
Беспечно посылая
Сыновей,
Налей,
Земля, нам свой
Кипящий, обжигающий напиток.
Сквозь сотни
Тщетнейших попыток,
В клубок свернувшись,
Кошкой на морозе.
Пряди ниток,
Пустой пророка бородой.
Постой.
По-видимости, непростой
Дорогой разбредаются,
Улитки, свитки
Мудрости и неизвестной
И пустой.
И путь наш пуст,
Как куст,
И прыток.

[  Настроение: Distorted ]

мои маленькие невидимые друзья

[  Настроение: Distorted ]

Они танцуют маленькие танцы,
Несутся вскачь за облетающей листвой,
Они придут, они уйдут, они останутся,
Они со мной, всегда, по-прежнему со мной.
Они летают в небе, словно птицы,
Текут журчащей радостной водой,
Они меня частенько заставляют шевелиться,
Они нам дарят счастье и покой.
Они приносят вьюги и метели,
Уносят горе, радость и беду,
Они такие, как мы и хотели,
От них одних, от них одно, от них одну.
Они горят, как звёзды, небесами,
Темны, как ночь, и, как заря, светлы.
Они имеют смысл только с нами,
Без нас они так одиноки и мертвы.
Они как легкость ветра в паутине,
Они как груз незримый на плечах,
Они нам говорят, что мы живые,
Они нас убивают невзначай.

Исправленное:
Летучему голландцу не нужна торпеда,
Он без нее судьбой обижен вдоль и поперек.
И, если не восстанет вдруг природа,
То будет это дурачье
Справлять направленно
Проводы в воду,
Бутылку о шампанское разбив,
Текущее ручьем.
Прилив,
Луной разорванный на части,
Не примет утлую посуду.
От глаз прикроется ненастьем.
А у людей,
Увидевших все это в одночасье,
Начнут между собой
Ходить по кругу слухи,
Сплетни,
Пересуды.

[  Настроение: Distorted ]

Ему дали автомат, чтобы убивать врагов на расстоянии. Ему дали нож, чтобы продолжать убивать врагов, если он доживёт до того момента, когда у него закончатся патроны и он будет вынужден вступить в рукопашную. Ему дали ботинки и камуфляжный комбинезон, каску и бронежилет, чтобы обеспечить иллюзию защищённости. Ему дали флягу, в которой плескалось что-то жидкое. И ему дали паёк. Логично было бы предположить, что в еду и питьё заботливое правительство щедро добавило каких-нибудь дурманящих препаратов. Но он о них совершенно не думал, все мысли были заняты лишь сомнениями в том, что ему действительно следовало здесь оказаться. Как он сюда попал, он прекрасно помнил, просто пришёл на вербовочный пункт и записался в пехоту. А вот зачем он сюда попал, и что он здесь рассчитывает найти – он не знал. Вот и сидел, вот и терзался. Однако долго мучить себя не пришлось, он внезапно почувствовал жжение – это уголек в сигарете подобрался к его пальцам. Он выпрямился, огляделся по сторонам, словно удивившись месту, в котором оказался, и, с сожалением взглянув на окурок, в котором остался только фильтр, бросил его в пепельницу и снова погрузился в оцепенение. Однако, через мгновение из окружавшего его гула, который смешивался из сотен голосов здоровых жизнерадостных мужчин, прибывших сюда защищать какие-то бесценные идеалы, выделился низкий, басовитый голос.
- Солдат, слышь, солдат, угости-ка сигареткой! – Проревел этот голос.
Он поднял голову, и взгляд его наткнулся на здоровенного, обритого бугая, который с презрительной усмешкой на лице смотрел на него сверху вниз. Он ответил:
- Нет, не дам.
- Так, ты что, не понял?! Курево гони! – Здоровяк начал закипать. Лицо его налилось краской, вены на шее вздулись, а кулаки сжались.
- Да не дам я тебе сигарету, она у меня одна осталась.
- Бля, да я тебе ебло щас разобью…
- Да пошёл ты нахуй!
Последовал удар, который пришёлся ему в левое ухо. Сила удара была такова, что его просто снесло со скамьи, на которой он сидел, на пол. Приподнявшись на локте, он спокойно произнёс:
- Ну что, сука, я-то тебе в бою завтра спину не прикрою.
Бугай переменился в лице и на несколько мгновений застыл, как истукан, но потом выхватил пистолет, направил его на лежавшего и проорал:
- Тогда я тебя прямо сейчас пристрелю лучше!
- Стреляй. – Получил он тихий ответ.
И выстрелил. Пуля прошла голову насквозь, а он повалился на серый цементный пол.
Разумеется бугай после этого попал бы под трибунал, но буквально через минуту начался миномётный обстрел и всем стало не до того. В этом обстреле мне оторвало ногу, так что я загремел в госпиталь, откуда уехал прямиком домой, так что о судьбе того здоровяка я ничего не знаю.
Зато когда я провожу время в центре по реабилитации инвалидов войны, я часто думаю о том, что в реальном мире практически всё происходит не благодаря, а вопреки… Впрочем, вон идёт медсестра с моим морфием…

[  Настроение: Distorted ]

[  Сейчас: Listening to de9_closer_to_the_edit ]

should say the word.
should save the world,
and fly like hawk.
shold save,
should say.
say "fuck".

[  Настроение: Distorted ]

пусть я и не знаю, к какой именно религии относятся "инь" и "янь", и даже не знаю, что из них чёрное, а что белое, однако мне пришла в голову идея, что действие, совершаемое с благими намерениями, можно поименовать иньициативой, а совершаемое во зло, соответственно яньициативой. или наоборот. вот.

[  Настроение: Distorted ]

corrupted inevitability

Я рожусь, ты родишься, вы родитесь, она родится, он родится, они родятся, оно появится. Солнце встанет, звёзды погаснут, роса выпадет, петух закричит, ветер подует, пыль полетит, облака разойдутся, луч заиграет, снег заискрится, вода заструится, малыш встанет, ребенок пойдёт. Музыка зазвучит. Уроки выучатся, девственность потеряется, экзамены сдадутся, бутылка опустеет, сигарета стлеет, сессия закроется, диплом защитится, желания сбудутся.
Form is emptiness.
Появится новое, придёт счастье, появится комфорт, освободится время, подступят болезни, посеребрятся волосы. Стихнет музыка. Вернётся былое, сморщится кожа, ослабеют мышцы, накопится мудрость, потускнеет горе, очерствеет сердце. Вырастут дети, подрастут внуки, растает снег, затеряется луч, соберутся облака, осядет пыль, замолкнет петух, высохнет роса, зажгутся звезды, сядет солнце. Оно исчезнет, они умрут, он умрет, она умрет, вы умрете, я умру.
- И что?
- И всё. Всё, что захочешь.

[  Настроение: Distorted ]

Алли-хули-луйя!

"...Превосходное положение для этого - вы лежите на спине, свесив голову с края кровати, что позволяет как угодно наклонять голову для открытия горла. Ваш партнер в этом положении будет способен войти вам в рот и в горло так глубоко, как пожелает. Также в этой позиции хорошо видно, как вздуваются ваши шея и горло, как перемещается по ним выпуклость при движении пениса. Это добавит удовольствия вашему партнеру.
Эта техника фелляции, безусловно, заслуживает того, чтобы овладеть ею в совершенстве. Она производит потрясающее впечатление на большинство мужчин, которые говорят об ощущении невероятной "тугости" вокруг пениса чуть ниже головки. При этом наиболее приятные ощущения концентрируются на нижней поверхности пениса там, где головка переходит в ствол. Охват горлом не сравнится ни с чем, за исключением, разве что, девственного заднего прохода. И, конечно, нельзя недооценивать то ощущение власти, которое испытываешь, пользуясь ртом, как вагиной, и эякулируя в раскрытое горло."

Неголи лёгких дум
Лодки направили к лёгкому свету.
Бегали лёгкость и шум,
Небыли нету и нету.


В тумане грезобы
Восстали грезоги,
В туманных тревогах
Восстали чертоги.
В соногах-мечтах
Почил он, почему у черты?
В чертогах-грезогах почил он,
Почил у мечты.


Волноба волховного вира,
Звеноба немобного яра,
Ты всё удалила, ты всё умилила,
О тайная сила,
О кровная мара.


Хитрая нега молчания,
Литая в брегах звучания,
Птица без древа звучание.
- О взметни свои грустилья,
Дай нам на небо взойти,
Чтобы старые постылья
Мы забыли, я и ты!


Веязь сил молодых,
Веязь диких бледных сил,
Уносил сон младых,
В сон безмерно голубых…


За осокой старых лет
Бегут струи любины;
Помнит, помнит человек
Ковы милой старины.
Знает властно-лёгкий плен.
Знает чары лёгких мен,
Знает цену вечных цен.


Поюнности рыдальных склонов,
Знаюнности сияльных звонов.
В венок скрутились
И жалом многожалым
Чело страдальное овили.


И в бездумном играньи играний
Расплескались яри бываний!
Нежец тайностей туч,
Я в сверкайности туч.
Пролетаю, летаю, лечу.
Я звучу, я звучу…


Сонно-мнимой грёзы неголь.
Я – узывностынь мечты.
Льётся, льётся пленность брегов,
Вьются дети красоты.


Сумная умность речей
Зыбко колышет ручей,
Навий налёт на ручей.
- Роняет,
Ручей белых нежных слов,
Что играет
Без сомнений, без оков.


- О яд не наших мчаний
В поюнность высоты
И бешенство бываний
В страданиях немоты.


В думком мареве о боге
Я летел в удел зари…
Обгоняли огнебоги,
Обгоняли жарири,
Обожелые глаза!
Омирелые власа!
Овселеннелая рука!
Орел сумеречных крыл
Землю вечером покрыл.
«Вечер сечи ведьм зари».
Прокричали жарири.
Мы уселись тесным рядом.
Видеть нежить люди рады.

[  Настроение: Distorted ]

[  Сейчас: Listening to ricardo villalobos ]

...Был он чёрен, как ночь, точь-в-точь. Был он статен, как бык, он и был быком. А, так как всё то, что однажды было, пребудет всегда и во веки веков, до скончания оных, то и Лютераст не был, а есть. И будет. Перебирая изящно всем великим множеством царственных ног своих, он передвигал свое статное тело по плодородным лугам имения царственноголового, передвигая жвачку сквозь свои желудки. Он был силён, свиреп и умён не по годам. Особенно, если учитывать то, что минула ему, едва ли, десятая минута. Однако любознательность его и острота его ума на равных спорили с его же царственной статью и благородностью происхождения. Бык был всеяден, он, оставляя за собой сплошную полосу голой земли, пережевывая траву вместе с, выдернутыми из земли, корнями и не жалея попавших в пасть его тушканчиков, опоссумов и оцелотов, двигался изнутри вовне. И пришёл он, через время, в земли пустынные, где не водилось, отродясь, живого ничего. Лишь песок алмазный перебирал дух ветра. Здесь впервые совершил великий бык свое деяние, совпавшее по времени с его же первой остановкой. Оглядевшись вкруг себя в поисках успевшей надоесть уже травы, он не увидел ничего, что на неё бы походило. И было вокруг нарядно и уныло. Здесь и открыл в себе наш Лютераст способность сотворить Нечто. Впервые брызнуло семя его, и упало оно на пыль алмазную, и проросло травой. Так повторялось на его пути не раз, пока не пришёл он в, так называемое, Другое Место. Другое Место было странным, вернее, непохожим ни на что другое. И оно было, к тому же, населено. Различным и причудливым зверьем. Однако Лютерасту довелось повстречать лишь Змею Ба. Змея Ба, как известно всем, кто знаком с каталогом Гор и Морей, составленным Анри Волохонским, глотает слона, а потом извергает кости. А Лютераст был отнюдь не слоном, всего лишь быком, но, к счастью, не каким-то там, а, всё же, Лютерастом. Как известно, истинные способности способен раскрыть, наделённый ими, лишь в испытаниях. Лютераст, который к тому времени уже порядком поокреп, вновь брызнул семенем своим на землю, и восстал оттуда слон, который тут же был проглочен змеюкой ненасытною. Нельзя отказать в находчивости Лютерасту, который семенем своим, дал жизнь другому, но не менее причудливому созданию. Отдадим же должное вновь и его остроумию, так как явилось то создание ни чем иным, как Слоном Йуйа, который пожирает змей и извергает чешую их. Разумеется, два этих существа тут же друг друга пожрали и извергли кости с чешуёй. Далее, как это и бывает чаще всего, роковое действие на бытие оказала любознательность. Расстроенный тем, что не познал он, каково же это, быть пожранным Змеёю Ба, создал наш Лютераст её же заново, но остановится на этом и не подумал. Вместо этого он снова брызнул семенем, чтоб воссоздать и самого себя, но сил не рассчитал и создал пару тысяч Лютерастов. И, так совпало, что каждый из здесь созданных, подумал именно о том, что хорошо бы вновь себя создать…
Теперь вы понимаете, что буквально спустя мгновения, количество быков превысило все мыслимые и прочие пределы. Ещё чуть-чуть и вновь наступит сингулярность. Теперь вы так же можете представить, каково же было удивление всех, всё ещё присутствовавших на пиру, когда им в их похмельном тумане явилась несметная армия Лютерастов. Обступившая их, окружившая их же сплошным кольцом и, в буквальном смысле, занявшая почти что всё пространство, да и время тоже...

Такими экспериментами балуется человек. Конечно не каждый и не всякий, но всё же человек. Но человек ли? Хотя, конечно, человеку, пусть и не каждому и не всякому, свойственно всё испытать на собственной шкуре и проверить на собственной заднице. Можно сколь угодно долго рассуждать о том, как именно будет работать такая-то херня, однако, для того, чтобы действительно разобраться в некоторых механизмах, им нужно создать все условия для работы, а потом – включить. Конечно же, всё пойдёт совершенно не так, как ожидалось, но это и есть та, конечная, цель, которую только и достойно преследовать. Вот я сижу за рулём самосвала, курю папиросу, щурюсь от попадающего в глаза дыма. Дорога плохая, вернее, её просто нет, поэтому приходится в прямом смысле держаться за баранку, чтобы не вылететь к хренам из кабины. От тряски из папиросы выпадает уголёк, вот и пришёл конец таким старым, но добротным ватным штанам. Пока я вожусь с тлеющей скотиной и матерюсь, я не слежу за дорогой, налетаю на пень и машина высоко подпрыгивает. Раздается громкий удар железа по железу, это болтается в кузове неимоверно старая, ебанистических размеров бомба. Сейчас самое время подумать о том, что, раз дорога такая плохая, эта хреновина должна рвануть, причём так мне и надо, раз я такой идиот, но я не доставлю вам такого удовольствия. Взрыватель лежит в кармане моей телогрейки. Вот я выезжаю на просеку и КамАЗ уверенно прёт, провожаемый взглядами охреневших грибников, легко ломая тонкие молодые деревца и продираясь сквозь густые кусты, или кустые густы – не важно. Важно то, что с такой скоростью я приеду на нужное мне место минут эдак через пять. И сейчас самое время мне ещё раз и как следует подумать, о том, что же я всё-таки собираюсь сделать. Но мне совершенно не хочется этим заниматься. Вот я вижу впереди остатки старого забора. Да, такая жиденькая ограда не представляет хоть сколько-нибудь серьёзной преграды для КамАЗа, однако на этих остатках находятся остатки другие – старая колючая проволока. Она вонзается в резину, наматывается на ось, а машину жалко. Ну вот, кажется, и началось, уже всё пошло не так. Снаружи холодно, изо рта идёт пар, солнце уже скрылось за деревьями, а КамАЗ тихонько и аритмично пощёлкивает разогретым двигателем. Кто-то мне говорил, что это трескается краска... Наверное врал… Тем не менее, пора действовать. Из-под водительского сидения я достаю ещё одну, дико замызганную телогрейку, молоток, завёрнутый в белоснежную тряпицу и фонарь. Спрыгиваю на землю, она гулко отзывается на удар кирзовых сапог, видимо, внутри какая-то пустота. «Внутри всегда пустота.» - посещает меня философская мысль, пока я продираюсь сквозь кусты к кузову, но я не привык размышлять, ни о таких вещах, ни вообще. Я залезаю в кузов самосвала и в уже сгущающихся сумерках разглядываю бомбу. Здоровенная дура, круглая, мне по пояс, а старше меня, по меньшей мере, раз в пять. Конечно, огромной удачей было то, что мне удалось достать такую, да другая и не подошла бы… Однако, я не вижу второго, не менее важного ингредиента моего сегодняшнего коктейля, и сердце испуганно ёкает. Но нет, я зря волнуюсь, вот они, три черных пластиковых мешка. Я хватаю их один за одним, и укладываю вокруг бомбы, они ложатся на металлическое дно кузова с мягким стуком. Дальше дело за малым, почти всё дело сделано. Я вкручиваю в бомбу взрыватель, на неё телогрейку, и сам сажусь сверху. Ну вот сейчас самое интересное – я разворачиваю молоток, выбрасываю тряпочку и КАК ХУЙНУ по взрывателю…
И ничего. Ничего не произошло. Из груди вырывается озадаченный вздох. Возникает мысль «Бля, что же теперь делать?», рука ещё раз долбит по взрывателю, но всё равно ничего не происходит, только довольно далеко разносится звук от удара. «Ну и хуй с ним!» - говорю я, сплюнув и спрыгиваю обратно вниз. В кабине у меня, специально для такого исхода, есть бутыль самогона, я купил её в какой-то деревне, когда пробирался сюда, избегая людных мест и, вместе с ними, патрулей. Бабка, которая продала его мне, утверждала, что такого я ещё не пил. Правда, она ещё утверждала, что ей двести лет, что она ведьма и что она знает, что я задумал, так что веры ей немного. Бутыль непрозрачная, а жидкость внутри явно тяжелее, чем вода. Я делаю глоток – да, не врала бабка, это надо закурить. Я медленно бреду в сторону недалёкого леса, пока достаю из кармана папиросу и прикуриваю её. Вдруг, деревья почему-то оказываются очень близко, и, к тому же, освещёнными каким-то странным оранжевым светом. Я лежу на земле, папиросы нет, бутылки тоже. Очень тихо, я переворачиваюсь на спину, но не слышу треска. Кабина КамАЗа разворочена и горит, а кузова просто нет. От бывшей кабины в небо поднимается жирный чёрный дым. Я поднимаю лицо к уже успевшим появится, но пока таким маленьким и неярким звёздам, и на него начинает падать какая-то влага. Как будто выпадет роса. Облизнув губы, я пытаюсь встать, но не тут-то было – ног у меня нет. Я облизываю губы ещё раз, уже нервно, и узнаю этот солоноватый вкус. В голове становится легко и пусто. Это его кровь, это моя кровь, значит, я знаю, я всё сделал правильно, значит у меня всё получилось. Медленно, толчками, глаза заволакивает темнота, наверное, это кабина догорела. А может, я умер? Нет, вот звёзды, вот, справа, Луна, её раньше не было видно за деревьями, вон, кстати, и они внизу. Меня подхватывает лёгким ветром и несёт по всему миру. Ведь мир – это я , а я - это мир… По-крайней мере, теперь…
Так оно и бывает. Иногда, когда наступает определённый момент, когда создаются определённые условия, когда просто повезёт в конце-концов, приходит озарение. Хотя это слово тут не очень подходит. Озарение приходит свыше, а тут, всё-таки, немного другое. Даже не немного. Ничего не приходит, это просто появляется, как выпадающая прямо из утреннего воздуха роса…

поэтика, ритмические конструкции...джойс...хлебников...хвост...сава...

Что мы?
Что мы говорим?
Что мы говорим, когда нам нечего говорить?
Что мы говорим, когда видим, что они говорят о нас?
Что мы говорим, когда то,
Что мы говорим, не слышат те, кому мы это говорим?
Что мы говорим,
Когда восходящее солнце, освещает картину столь прекрасную,
Что само наше присутсвие портит её?
Что мы говорим, когда видим нечто
Столь ужасное, что оно не укладывается в нашей
Голове, торчит из неё, и зацепляется острыми углами
За выступающие грани реальности?
Что мы говорим, когда то,
Что мы говорим им
Им меет столь большое значение,
Что то, что произойдёт, зависит только от того,
Что мы говорим?
Что мы?
Где мы?
Где?
Что мы думаем?
Где мы находимся, когда думаем не о том,
Что говорим?
Где наши мысли?
Где сосредоточие наших мыслей?
Где мы наделяем понятие смыслом?
Где мы существуем?
Где мы чувствуем?
Где мы присутствуем?
Где мы отсутствуем?
Где мы?
Где?
Где?!
Как?
Как мы узнаём, что быть беде?
Где?
Где наше счастье?
Как?
Как мы проявляем участие?
Где мы принимаем участие?
Как мы узнаём о уготованной нам участи?
Как мы делим целое на части?
Где прячется наш разум?
Где прячется наше безумие?
Где мы?
Что мы?
Как мы?

слова... что тут скажешь...всё так, как есть...это произошло, потому что должно было произойти.

Бритая ли наголо,
Бедная ли, наглая,
То летает соколом,
То крадётся около.

Где она запрятана?
Как её найти?
Дверь закрыта наглухо,
К ней не подойти.

Не разбить и не сберечь,
Это штука хрупкая.
Положу на плечи ей
Руки на минутку я.

Движется - не падает,
Падает не двигаясь,
Остаётся на душе,
Как на лицах изморось.

Всё равно
Её нет рядом.
Я молчу, я пьян.
От яда.

Никогда тебя здесь нет,
Ты не рядом,
И не надо!
Тебя нет, ты просто бред,
Я не верю,
Ты не рядом!

Заживо съедает нас,
Сволочь бессердечная,
Светлая и чистая,
Добрая и вечная.

В воздухе рассеяна,
Липнет паутиною,
Но её не помню я...
.........................

Темно. Дует ветер, он раскачивает корявые, тянущиеся к затянутому грозовыми тучами небу, ветви деревьев. Холодно. Сыро. Вот-вот ливанёт гроза. Если бы не облачность, луна бы освещала очень чёткую границу между лесом и лугом, деревья будто налетели с размаху на утёс и волнами разбились о него, окружив неподатливый камень. Посреди луга стоит один из лесных исполинов - огромный раскидистый дуб, под ветвями которого поместилось бы не одно футбольное поле. Под кроной, вокруг необъятного ствола расхаживает молодой человек. Это Сава. Он явно нервничает и постоянно поглядывает на часы.

Сава: Ну где же ты, о непременный друг моих суровых дней?!
Тебя я жду уже давно,
Судьбу молю лишь об одном,
Чтоб ты пришёл ко мне скорее.
Но чу! Я вижу светлое пятно!

Сава прячется за ствол и напряжённо всматривается в темноту. Очень скоро к дереву быстрым шагом подходит ещё один молодой человек. Это Сава.

Сава: Ужель так сильно опоздал я,
Что ты меня не дождалсЯ?
Эээ...ну где ты, друг ты мой прекрасный,
Гуляешь в этот день ненастный?
Короче, сука, вылезай, ты знаешь, что я не люблю и не умею говорить стихами.

Из-за дерева выходит Сава, подходит к Саве и пожимает тому руку.

Сава: Чего так долго-то? Я уже уходить собрался...

Сава: Ты знаешь, что я просто так не задерживаюсь. У меня для тебя новости. Из-за нашей беспечности случилось страшное.

(Слышны далёкие раскаты грома.)

Оказывается, наш блог читают дети!

(Гремит гром, сверкает молния.)

Сава: Ну и что? Что предлагаешь? Ввести цензурирование записей? Ты вообще...

Сава(перебивая): Ну что ты! Напротив, я считаю, что жести должно быть ещё больше!

Сава: Ага...

Сава: В автобусах и поездах,
В тенистом парке и на гей-параде.

Сава: В покрытых мраком
Подозрительных местах

Хором: ЕБУТСЯ РАКОМ ПИДОРСКИЕ БЛЯДИ!

Треск, вспышка, всё заволакивает дым, когда он рассеивается, становится видно горящее дерево и двух обугленных скелетов под ним. Начинается ливень.

К вечеру я не такой, как с утра,
И, пожалуй, я выпью ред булла.
Что-то в голову мне ветром надуло,
Так и тянет сказать "хуйнаны-хуйнана!".

Я не пример для подражанья. (2 раза)

Я подорвался на собственной мине.
Нужно быть проще, на это плевать.
Я красуюсь всегда на своей же картине,
Да и станет ли кто-то меня рисовать?..

Я не пример для подражанья. (2 раза)

Я полагаюсь на собственный опыт,
Лучшие люди твердят "молодец!"
Только всё же внутри что-то бьётся и стонет,
Кажется скоро наступит пиздец...

Я не пример для подражанья. (2 раза)

[  Сейчас: Listening to Eartthrob Vs Troy Pierce - Baby Kate ]

Ради звука они песни пели,
Стихи писали ради слова.
Ради будущего держались вместе,
Прошлого ради убивали один другого.
Но то, что в памяти навек было,
Ночь пришла, и проглотила.
Плачет бедный человек,
Память его убила.
Плачут реки и мосты,
Плачут птицы, горы,
Плачут звери, плачем мы,
Смолкли разговоры.
Ночь приходит прекратить
Войны все и споры.
Смолы тёмные волны
В море, словно горы.
Всё устало и остыло,
Лишь беззвучный плач
Скачет по полям унылым,
Будто детский мяч.

Я
Я летаю
Я летаю тогда
Я летаю тогда, когда
Я летаю тогда, когда я
Я летаю тогда, когда я плачу
Я летаю тогда, когда я плачу, за то
Я летаю тогда, когда я плачу, за то что
Я летаю тогда, когда я плачу, за то что лечу.
Лечу.
Не лечу.
Я не лечу.
Что я не лечу.
Понимаю, что я не лечу.
Я понимаю, что я не лечу.
Когда я понимаю, что я не лечу.
Умираю, когда я понимаю, что я не лечу.
Я умираю, когда я понимаю, что я не лечу.
Я.
Я не.
Я не летаю.
Я не летаю, когда.
Я не летаю, когда я.
Я не летаю, когда я замолкаю.
Я не летаю, когда я замолкаю, я.
Я не летаю, когда я замолкаю, я не.
Я не летаю, когда я замолкаю, я не звучу.

Я живу, пролетаю, летаю, лечу.
Я звучу.

Что происходит, когда мир, на который ты смотришь, воспринимается неизвращённым призмой интеллекта?
Что происходит, когда ты отказываешься от понятийного мышления?
Каково это, когда то, что ты видишь не вызывает никаких ассоциаций?
Какое чувство у тебя возникает, когда ты в прямом смысле выходишь из себя, своего тела?
Ты когда-нибудь говорил себе что ты не знаешь, что ты видишь, что ты слышишь и о чём думаешь?
Определяет ли бытие восприятие? Определяется ли бытие восприятием? Что ты думаешь о смерти? Каков смысл понятия "смысл"?

Суждения твои должны быть столь разумны и трезвы,
Сколь сам ты людям видишься безумным.

чудо швабра

И вне меня,
На первый взгляд безрезультатно,
И во мне
Творяться вещи непонятные.
Всё то,
Что родилось внутри меня,
Всегда
Уходит безвозвратно,
При этом
Оставаясь неотемлемо при мне.

Верно и обратное, всё то, что возникло вне меня и не имеет ко мне никакого отношения, стремиться пролезть внутрь меня, при этом оставаясь невыразимо далёким, по сути своей, явлением. Почему это так? Может быть, потому, что система стремиться уравновеситься, дабы потом, позже, достигнутое равновесие нарушить. На каждое рождённое внутри меня явление\понятие\мысль\образ появляется несколько явлений(заморочек), пришедших извне. (Этим, кстати, можно было бы объяснить трагические события, которые происходят с великими людьми, если бы меня это интересовало.) Каждое явление, вломившееся извне порождает потоки мыслей\ассоциаций\образов\понятий, и так до тех пор, пока не взорвётся мозг. При этом здесь нельзя не отдать должное самому мозгу, чей ресурс настолько велик, что изнашивается, зачастую, в течение долгих десятелетий.
Что же делать, дабы взрыв мозга произошёл в как можно более отдалённом времени? Было бы логично ничего не брать в голову и, руководствуясь принципом Оккама, не плодить сущностей без меры, то есть, ничего не создавать в голове, однако этому мешают объективные обстоятельства.
Так уж сложилось, что наше бытие постоянно требует от нас каких-то действий. И несовершение некоторых из них с жизнью просто-напросто несовместимо. Отсюда: максимально облегчить человеку жизнь может простое разбиение всех этих действий на важные и не важные. Но, здесь возникают сразу два вопроса. Первый - каким образом присваивать статусы "важный\неважный"? И второй: а правильно ли это вообще, жить именно так? Вопросы эти, как и многие другие, неразрешимы и, на мой взгляд, должны рассматриваться, как чисто риторические. Всё дело в том, что оба они связаны с человеческим способом мышления и не только.
Человек мыслит бинарно. Логика его двоична. Таким образом, статуса действительно может быть всего два. Человек может определить лишь важно или не важно для него конкретное явление, а это слишком однозначно. Гораздо правильнее было бы иметь некий градиент, протянувшийся в бесконечность от важного к не важному. Однако такой образ мышления человеку не присущ. Но всё не так плохо, человек может присваивать вышеупомянутые статусы в сравнении, одно важнее другого, третье ещё менее важно, чем четвёртое и так далее.
Теперь немного о втором аспекте. Как я уже сказал, эти вопросы связаны не только со способом мышления, но и ещё кое с чем. С вероятностью. А о вероятности, я считаю, можно говорить лишь постфактум, но и тогда это смысла не имеет. Благодаря нашему образу мышления любое событие может либо сбыться, либо не сбыться. Однако и тут не обошлось без подвоха: если что-то не сбудется, то вместо этого чего-то может сбыться что-то другое. И тут вступает в дело почти рекурсия. Я говорю "почти", потому что встречаясь с различными вероятностями и ломая над ними головы, мы довольно жёстко ограничены во времени.
Здесь я пришёл к тому, к чему и должен был. Так что хочу попросить вас написать в комментарии, насколько мною написанное и вами прочитанное бредово, по шкале от минус-бесконечности до плюс-бесконечности.

[  Сейчас: Listening to DE9 | closer to the edit ]

рылся в ящике с бумагами и нашел кучу всего. вот, прошлогодний, немного наивный, но зато серьёзный стишок:

Реки звёзд всё небо съели,
Невесомой тьмы метели
Молча тонут в тишине.
Птицы трели не допели.
На ветвях, как на постели,
На войне, как на войне.
Спят сражения, потери,
Спит любовь и спит терпение,
Спит сова в своём дупле.

Красным заревом опасным
Будит солнце день ненастный.
Смерти нежатся в постели,
Звёзды гаснут еле-еле,
И на смену тишине
Звук приходит громогласный
Птичьей трели о войне.
Трели реют в красном небе,
Спит сова в своём дупле.

Кровавых сгустков снегирями
Природа мчит над городами.
Безумия немого неумолчный вопль
Бросает в глотки мёртвым людям
облетевший тополь.
Трава, покрытая асфальтом монотонным
Ломает тихо заросли фундаментов бетонных.
В могилах люди сохнут, и не знают о войне.
Желая, запоздало, людям сдохнуть,
Спит беспокойным сном сова в своём дупле.

Подвалы запахами гнили
Полнятся, словно свежие могилы.
В серьёзном небе самолёты не летают,
Лишь ветер улицы пустые подметает.
Могучей лапой вышибая двери,
По городам гуляют сильные лесные звери.
Теперь, когда всё небо звёзды съели,
И, наконец, сгорела вся война дотла,
Сова на города пустые смотрит из дупла.

Если хочешь, ты можешь кричать, но тебя никто не услышит, если хочешь, можешь развернуться и уйти, и тебя никто не остановит, если ты действительно этого хочешь, если хочешь, ты можешь уйти навсегда, и о тебе никто не вспомнит, ты можешь дышать, но тебе всегда будет нехватать воздуха, ты можешь творить, но тебе никогда не создать совершенства, ты можешь прыгать, но никогда не сможешь летать, ты можешь думать, но никогда не поймёшь, ты можешь спешить, но ты никогда не успеешь вовремя, ты можешь постоянно быть в движении, но никогда и никуда не придешь, ты можешь добиться признания, но ты никогда не будешь доволен собой, ты можешь быть хорошим человеком, но это нынче не в моде, ты можешь быть гением, но никогда не будешь достаточно хорош, ты можешь сделать всё, что можешь, но сделать нужно всегда чуточку больше, ты можешь пить, но ты всегда будешь испытывать жажду, ты можешь есть, но ты всегда будешь страдать от голода, ты можешь всё мочь, но ты никогда не сделаешь всё, ты можешь на всё наплевать, но ты никогда не сможешь ото всего отгородиться, ты можешь быть всегда, но ты не будешь никогда, а ещё ты можешь отойти от зеркала, сесть в кресло или на стул, на диван или кровать, на табурет, пуфик, софу, или, в конце-концов, на пол, и подумать. Наконец-то предложение кончилось! Сядь и закрой глаза. Медленно досчитай до сорока, к тому времени пятна (это светлые объекты засвечивают сетчатку глаза) исчезнут и станет темно. Что ты сейчас чувствуешь? Если тебе удалось дочитать до этого места, то, скорее всего, глаза твои сейчас не закрыты (иначе, как бы ты это прочитал…), но если ты всё-таки сидишь в темноте, то открой свои глаза. Твоя задача сейчас – взглянуть на вещи по-другому, по-новому. Постарайся увидеть вместо вилки просто вытянутую железяку (это я образно, разумеется), ты должен скорее *угадывать* предметы, чем *видеть* их. Уже надоело? Хочешь узнать, к чему я клоню? Сейчас расскажу. Я верю, что все существования, наши и любые другие, во всех своих многообразиях – это не больше и не меньше, чем музыка. Я говорю о процессе, не о вещах. А вот все вещи, от остриженного, и улетевшего за диван полгода назад, ногтя до звёздных галактик, и все существа, от инфузорий-туфелек до Высшего Разума, - это громадная, совершенно невероятная толпа музыкантов. Так что каждый из нас, и я, и ты, и китайский рабочий, собравший отвратительный коммуникатор asus p525, который мне посчастливилось купить, играем свою партию. Всей толпой. Здесь я хочу сделать небольшое отступление, которое объяснит, почему я не называю эту толпу оркестром. Это всё из-за некоего Уильяма Шекспира, вернее не из-за него самого, я считаю, что сам он ни в чём не виноват, я считаю, что никто вообще ни в чём не виноват… Итак, это всё из-за того, что я с Шекспиром не согласен. Он сказал: «Весь мир – театр, и люди в нём актёры.». Хорошо ляпнул, правда? Вроде и не добавишь ничего, но театрализованное действо подразумевает присутствие режиссёра, и это помимо суфлёра, декораций и публики. Это-то мне и не нравится. Мысль о том, что весь наш мир и я сам являемся частью какого-то грандиозного замысла, вызывает у меня приступ паранойи. Если режиссёр и замысел действительно существуют, то спектакль рано или поздно закончится, а что происходит с актёрами после окончания спектакля? Они выходят из образа, переодеваются из сценических костюмов в повседневные, смывают грим и идут домой жрать, пить, испражняться, совокупляться и спать. А ещё актёры *помнят* и *знают*, что они на самом деле не их герои, что у них есть дом, семьи, друзья и права с обязанностями, а быть Гамлетами – это всего лишь их профессия. А ещё актёры *не гибнут*, если на сцене погибают их герои. Вот так. Почему же я заменяю слово «оркестр» словосочетанием «толпа музыкантов»? потому что я искренне верю, что никакого дирижёра нет. Все мы играем сами по себе. А теперь я озвучу такой вопрос: В чём смысл и предназначение музыки? Если устроить социологический опрос, и ходить по улицам, приставая к людям, мы узнаем, что музыка призвана «скрашивать времяпрепровождение», «поднимать настроение», «заставлять двигаться в такт с собою», и даже «передавать слушателю те идеи, которые в музыку заложил автор», некоторые скажут, что её нужно просто слушать. И всё это, в определённой степени, правда. Но все эти слова применимы скорее к музыкальному произведению, чем к самой музыке. Смысл музыки же в том, чтобы звучать. Именно поэтому количество наших «музыкантов» так велико. Играть можно и вдвоём, импровизируя, или преследуя какую-то определённую цель, но, в конце-концов, музыканты устанут, захотят спать, пить, есть, испражняться и совокупляться. Представляете, что было бы, если бы, к примеру, бог день на пятый творения устал, захотел спать, пить, есть, испражняться и совокупляться? Да, это было бы самым настоящим концом-концов. Точно так же и с музыкантами, если они прервутся на все вышеописанные действия и бездействия – то на утро это будет уже совсем другая музыка, а та, что была навсегда канет в небытие. Но если необходимо, чтобы музыка не кончалась, тогда на смену уставшим музыкантам должны приходить новые, а количество музыкантов должно быть так велико, что если они будут сменяться миллионами, в музыке будет происходить очень мало изменений. Ну а теперь, когда ты уже совсем устал и запутался, я отвечу на главный вопрос, тот самый, на который ответ «42»: а в том, чтобы она продолжалась и никогда не закончилась. Наличие чего-угодно в любом случае лучше, чем отсутствие всего. Нет никакого замысла, нам всем дана возможность родиться, прожить жизнь так, как мы этого хотим, и умереть. И любой наш поступок – это звук, который вплетается во всеобщую музыку, и любой наш поступок имеет миллионы последствий, каждое из которых имеет миллионы последствий, и ещё, и ещё… мы можем быть талантливыми и бездарными, можем играть в унисон с другими и выводить свою мелодию, можем просто какофонию фигачить, главное, чтобы мы делали. Ну вот, ты сидишь и думаешь сейчас: «И что? И нахрена ты, чудило, мне это всё рассказал?». А ничего, просто надеюсь на то, что в тебе вдруг позитивные эмоции появятся и жить тебе станет легче. Неплохо я сыграл, не правда ли?

[  Настроение: Distorted ]

Ошибка незаметная для взгляда
Даёт начало новым неожиданным течениям,
Вливаясь в вина сладким ядом
И мысль в другую сторону направив,
Она меняет полностью идеи.

Тем временем, декады новых мыслей
Подчиняют разум
Законам новосотворения.

Архитектура этих помыслов на взгляд
Походит на скалистый остров,
Где камни, выстроившись в ряд,
Становятся погостом,
И тяжестью своей
Ложаться на идеи в виде слов,
Но тут же их освобождают от оков.

Идеи тут же ввысь взлетают в виде речи,
Забыв о собственной предтече,
Наружу выйдя через круг.

Пространство, устремившись тесным рядом
В творения поток,
Где мыслей ещё нет,
Слова в систему собирает,
И очищая их от яда,
Даёт им жизни новый срок.
Однажды, и дважды
Слова, как семена мает над листом,
Чтобы досадная ошибка пролегла мостом
От старой мысли к новым измерениям.

[  Настроение: Distorted ]

Ебал я в рот такие ананасы.
Все пейте Кока-колу,
Хуй с ним, с квасом.

[  Настроение: Distorted ]

- Я не понимаю, как такие люди могут существовать на свете. Посмотришь - ну прям дитя красоты, человек, воспитанный на идеалах прекрасного, но если копнуть глубже... Обнаруживается сущность, которой можно пребречь ввиду её ничтожности. Набор шаблонных фраз, чудовищное и необоснованное самомнение и какая-то болезненная тяга к самолюбованию. Причём к самолюбованию совершенно бесплодному. Если человек - личность, то у него и самолюбование приносит плоды, и при том плоды замечательные. Но нет же! Всё, на что их хватает, это бесвкусные шмотки(ну не всегда бесвкусные, но часто) и истерическая забота о своей внешности. Но мы с вами не такие. Мы - личности и индивидуальности с больших букв "Л" и "И" соответственно. Вот для таких-то людей я сейсчас и выдам своё обращение-дифирамб. Читайте все! И я надеюсь, что каждый найдёт ниже хоть строчку о себе.

Моим друзьям.
Баранам,
Всю ночь прикованным
К компьютеров экранам.
Художникам, писателям,
Лентяям, наркоманам,
Пишу я этот деферамб,
Упёрто тормоша
До охренения
Суть килограммов
Мозгового вещества,
Которая должна послать
На меня свыше благодать,
В лучах немого торжества,
Частицу вдохновения.
И, коль получится,
То дать
Здесь постараюсь
Нам своё определение.

Мы и Хантеры Томпсоны
И их адвокаты.
Мы кушаем марки,
Как горсти цукатов.
В нас суть всех чит-кодов,
Весь смысл куиксэйвов.
Безудержный флуд.
Кукла для всех эскейвов.
Художеств таланты,
Напоенных квасом.
Рисуем Ван-Гога
Руками Пикассо.
Мы фотографы жизни,
И жители фото.
От наших имён
Отвернулась икота.
Мы пишем романы
На зависть Толстому.
Мы Гитлера били,
И с Буддою лично знакомы.
Мы техно играем
На скрипке и арфе.
Гуслей виртуозы,
Культуре подарки.
Мы талантливей всех,
И, как это ни странно,
Мы   живое звучание
И сама фонограмма.
Мы хром получаем
Из цинка и серы.
Мы   алхимики вымыслов,
Физики веры.
Творцы киноклуба,
Убийцы его.
Где пиво не пьём мы,
Там смотрим кино.
Отцы революций,
Отважные лётчики.
В нас мудрости больше,
Чем в Мимира источнике.
Пожар среди церкви,
Кандидаты в прелаты.
И Бурзума в манга
Святые фанаты.
Мы само совершенство,
Вселенной конструкция,
Апофеоз мирозданья
Одетый в пси-функцию.
Мы сладость амброзии,
Горечь отравы.
Мы   верх парадокса,
Но мы всегда правы.
Мы в грязи по колено,
Головой в облаках.
А кто нас не знает,
Увы вам и ах!
Мы верность традициям,
Мы свежесть новизны.
Мы   пиршества обедов королевских,
Мы олицетворяем все церковные посты.
Мы мелодии трель
И шум лесопилки.
Мы Зелёного Змия
Посрамили бутылкой.
Мы рублём и идеей
Наполняем копилку.
Врагов наших ведут
Под конвоем в бутырку.
Мы Гейтса богаче,
Аморальнее Сореса.
Мы   кофе и чай,
Всевозможные соусы.
Мы воздух качаем
Сильнее насоса.
Мы   компот из пшеницы
И водка из просо.
Идеалом для нас
Стать довольно непросто.
Мы несёмся как чайки,
Как поезд с откоса.
Мы мягче подушки,
Мы тверже кокоса.
Мы приятны для глаз,
И приятны для носа.
Мы   целое и половинка.
Только в нас
Комплимент и улыбка,
И согласий отказ.
Мы   Змей Искуситель,
Секира и лира.
Мы сахара слаще,
Нежнее зефира.
Где нет ещё нас,
Там нет ещё мира.
Мы собою являем
Всё пространство эфира.
Мы   самосознание,
Блужданье в потёмках.
И никогда не помрём мы
На зависть потомкам.
Мы   творчества мера.
Эталон гениальности.
Мы вкупе являем
Бардак и сознательность.
Мы   обложки журналов,
Реклама одежды.
И бессмертные боги
На нас смотрят с надеждой.
Мы сильнее обоих Кличко
И умнее Каспарова.
Мы на солнце летаем,
Посрамляя Икара.
Мы   теория практик,
Нож в спине аксиомы.
Мы прогресса фельдмаршалы,
Меценаты природы.

Мы   снег белизны,
Мы   копчёные нравы.
Друзякам моим
От Савы.

[  Настроение: Distorted ]

"ночь и день"

Там
Был,
Где-то там
Был,
Где была я,
Там,
Тебя нет,
Но
Под тобой
Дым,
Подо мной -
Снег,
Где ты был
Год,
Там я бродила
Век.
Ты несешь
Свет,
А за мной
Тьма.
По пятам
Нет,
По пятам
Да.
Где-то там
Ты,
Где-то я
Здесь.
Приходил
Ты
И уходил весь.
Прилетал
Ты,
Прилетала
Я,
Не застать
Нам.
Нам себя.

[  Настроение: Distorted ]

[  Сейчас: Listening to аукцыон_ждать ]

Пространство слова в звук
Объединяет мысль.
Наружу вылезая вдруг,
Как дерево стремится ввысь,
Расширив кроной тени круг.
И человек, как мысли друг,
Глотая пыль, городит весь,
На мир поглядывая томно,
Питает гордость, честь и спесь.
Вот я. Везде, то тут, то здесь.
Вливаюсь мёдом в мира уши,
Алкая тени в поднебесье,
Хриплю вороной я простуженной.
Съедая облака на скудный ужин,
Я поливаю тучные дороги.
Они, как завистью укушенные,
Пространству слов приделывают ноги.

[  Настроение: Distorted ]

Срывая с ветви плод запретный,
Ломая дел привычный ход,
Скрывая то, скрывая это,
Как ход часов в себе
Скрывает зиму, прячет лето.
Скрываясь в, скрываясь от.
Так сам вопрос в себе самом
Скрывает и таит ответы.
Так нам, скрывая беспокойство
Праздностью весёлой,
Вопрос даёт подумать
И об этом, и о том.
Но всё оставив на потом,
Оставив в горле костью
Мыслей города и сёлы,
Заботы с праздностью растаят,
Будто туман под солнечным лучом.
Теперь уже сознание,
Сияя чистотой безукоризненной,
Рожденье к смерти поворачивает жизнью.

[  Настроение: Distorted ]

Приходит тихое очарование весны
И наши сны, внезапно
К солнцу поворачивает ликом,
И криком птиц
Наш слух ласкает аккуратно,
И нам приятно, наши лица
Улыбками все начинают,
Как одно, светиться,
И тает снег, и иней утром на ветвях
Брильянтами искрится.
Весну я жадно пью, весною не могу
Я всласть напится.
Накатывают чувства, как прибой.
Весною пьян, весною и тобой.

[  Настроение: Distorted ]

...Звуки удаляющихся шагов гулко отзываются в длинном корридоре и долго, обезумевшие, мечутся меж бетонных стен. Вот она поворачивает за угол и образ её остаётся только в памяти. Шаги постепенно стихают, становится слышно как с потолка капает вода. Но капает не только вода. На цементный пол стекает кровь, она струится из огромной раны у меня в груди, тонкими алыми ручейками она стекает по куртке, а после смешивается с прозрачной холодной водой, обтекает бутоны роз, образовывая замысловатые узоры. Розы белые, пол - серый, а кровь - красная. У меня в груди зияет огромная, кровоточащая рана. Обычно в таких случаях говорят, что сердце разбито, но моё сердце живое и мягкое - его нельзя разбить. Ты его и не разбила, разорвала в клочья. "Хуй с тобой!" - говорю я, засовывая в рану руку. "Нахуй!" - я кулаком сжимаю кровоточащие лохмотья и, корчась от боли, зааново леплю из них сердце. Ком, образовавшийся в груди твердеет. Я заботливо поднимаю цветы с грязного пола - на бутонах кое-где виднеются кровавые пятна, и, прикрыв букетом рану, ухожу. Потом возвращаюсь с куском кирпича и пишу на стене "ЗДЕСЬ БЫЛ Я" большими рыжими буквами. На память.

[  Настроение: Distorted ]

"Ничего не стало
Ничего не будет
На земле замочат
На небе залечат
Только бы выжить" - поётся в одной из песен группы "АукцЫон". Эта песня так и называется - "Выжить".

А я позволю себе привести здесь этот, но немного изменённый текс, который, по-моему, в некоторой степени комментирует то, что будет написано ниже.

Предисловие

Ничего не стало
Ничего не будет
На земле не выпьем
На небе напоят
Только бы выжрать

Акт третий. Апофеоз и крушение.

Когда он вылетел на волю и устремился к недалёкой земле, окружённый сонмом сверкающих в лучах закатного солнца осколков, он, похоже, почувствовал себя кем-то подобным одному из древних яростных божеств, которые давным-давно спускались с небес на землю, чтобы покарать неверных и неверующих. Об этом говорило восхищённое выражение его лица. А потом он раскинул руки и надел маску, но не сразу, сначала его лицо выразило страх, потом - облегчение, дальше - ужас. Настоящий искренний театр одного лица одного актёра. Но закончился этот спектакль для богов именно маской. Маской равнодушия и отчуждения, которую он уже так и не снял. Через мгновение, которое благодаря буквам и словам растянулось почти до минуты, он рухнул на раскалённый асфальт и я видел ломающиеся кости, разрывающиеся ткани и суставы. Настоящий Танец Смерти - внутренние органы, слетающие со своих мест в короткой и безумной пляске... И в ту же секунду он уже просто труп. Мешок с костями. Лежит и истекает кровью. Но этого я уже не увидел, потому что ничего не стало. Совсем. Это было так необъяснимо страшно и неприятно, что я сразу же проснулся.
А проснувшись осознал, что до сих пор пьян.
"Да - подумал я - спьяну ещё и не такое приснится." день начинался плохо. А я знал, что беда никогда не приходит одна, должно случиться ещё что-то очень нехорошее. Сейчас, задним числом, я уже знаю, что был тогда прав, и прав даже не на сто, а на все триста процентов. Но это сейчас, а тогда я просто ждал плохих новостей. И одна из них незамедлила явиться. Когда я открыл глаза и посмотрел на будильник, я увидел, что проспал. Выйти надо было десять минут назад. Будто пьяный вихрь я метался по квартире одновременно чистя зубы и варя кофе, и в результате, опухший и злой, уже через пять минут мчался вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Вот я пролетаю мимо почтовых ящиков, вот площадка первого этажа, а вон и открытая дверь, за которой тихо чирикает птичками поздняя весна. Мне предстояло совершить пробежку до метро, руки уже начали нащупывать в карманах сигарету и зажигалку, но свет вдруг померк, а потом разгорелся вновь, да так, что ослепительное сияние залило всё вокруг. Одновременно что-то упёрлось мне в грудь и раздалось звякание. Жмурясь от яркого света, я увидел руку. "Назови себя." - пророкотал густой бас. Я поднял глаза и назвался. Передо мной стоял мужик в хламиде и с ключами в руках, позади него в сиянии смутно виднелись огромные ворота. "Вот те раз, - подумал я - я что, умер?". Стоило мне об этом подумать, как вопрос тут же прозвучал. "Ммм - промычал я, потом достал сигарету и закурил, мне было очень стыдно, я не знал как зовут стоящего передо мной - Не знаю, я спускался по лестнице и вдруг очутился здесь." . Апостол Пётр, если только это был он, уставился на мою сигарету со страхом и непониманием. Я подумал, что это флэшбэк или белка. Ко мне уже вернулась моя всегдашняя уверенность. "А что, здесь нельзя курить?" - спросил я, но вопрос не вывел его из ступора, он лишь помотал головой. Я посмотрел вокруг в поисках места, куда можно было бы кинуть тлеющую сигарету, но вокруг было только сияние. И тут пространство вокруг наполнилось ликующими людьми. Их были миллионы, миллиарды, целые кубические световые года счастья. А потом всё это слилось в одно. И я был там. И именно не видел, а был. Одновременно был каждым электроном и кварком, своим тлеющим бычком и птицей, человеком и богом, мгновением и вечностью. А теперь сижу здесь с тобой и пью кофе с коньяком. Я познал совершенство и был его частью. И видел, как оно разлетелось на бесконечное множество частей. Я видел, как рождались планеты и звёзды, как вздымались и рушились горы, как появлялись на свет и умирали люди. И вот я здесь.

Послесловие

Чёрт, неужели он поверил всему этому бреду, что я здесь нёс?! Вот он сидит напротив меня, уже окосевший от алкоголя, и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Каким же незамутнённым разумом нужно обладать, чтобы серьёзно воспринять эту ахинею...
И я оплачиваю счёт, надеваю пальто и шарф, и выхожу на заплетающихся ногах на улицу. На улице весна, поздний вечер, идёт снег. Я поднимаю взгляд и смотрю на тёмное небо. И снежинки падают на моё разгорячённое лицо. А вокруг ходят люди, тысячи, миллионы, миллиарды людей. Миллионы квадратных километров счастья и горя, любви и ненависти, и стремления к совершенству. "Хех - говорю я - совершенство..." и медленной пьяной походкой направляюсь к храму, улыбаясь прохожим.

[  Настроение: Distorted ]

маленькая роль маленького человека

Последний Грешник быстрым шагом вошёл в подъезд, погрузившись в прохладный полумрак разрисованных зелёных стен, кисловатых запахов и жужжания ленивых жирных мух. Лифт с готовностью откликнулся на нажатие кнопки вызова и, натужно поскрипывая, начал медленно двигаться вниз по шахте. А вот пока он будет ползти, мы с вами успеем сделать отступление.
Дело в том, что мне хотелось бы внести ясность в то, как я называю героя нашего повествования. Разумеется, его не зовут Последним Грешником, у него есть и имя, и фамилия, но я предпочту сохранить их в тайне, из-за событий, причиной которых он станет. А чтобы он не остался безымянным, я решил поименовать его именно по той роли, что он сыграет в дальнейшем.
Лифт тем временем подъехал, и Последний Грешник, грустно вздохнув, шагнул внутрь и нажал кнопку своего этажа, восьмого. "Мда, ребята - проговорил он, обращаясь непосредственно к вам, и не зная, что повествование идёт от моего, а не его лица - расстроили меня святые отцы. Никогда бы не подумал, что они именно этим там и занимаются."
Да, Последний Грешник был не слишком умён, да ему в жизни не сильно везло, да у него были проблемы с психикой и он сидел на антидепрессантах, но именно благодаря этим качествам он и смог исполнить возложенное на него. Вот пока я рассказывал вам всё это, он уже успел зайти в свою квартиру, сунуть в микроволновку пиццу, в рот - три таблетки прозака и сигарету, и встать посреди кухни с выражением лица, которое означало, что за этим лицом, внутри головы сейчас происходит жесточайший мыслительный процесс. К сожалению, мне не дано было прочитать в тот момент его мысли, поэтому мне, как и вам, остаётся только гадать, о чём же таком он подумал, что это заставило его со сдавленным криком, разбив головой стекло, с разбегу выбросится в окно.

Прдолжение, опять-таки, следует.

[  Настроение: Distorted ]

И Иисус сказал: Я - БОГ.
И все ему поверили. Ещё бы, попробуй не поверить, если о том, что Иисус бог тебе говорит сам Иисус. Да и к тому же спецэффекты ни на секунду не позволяли усомниться в том, что огромная фигура, небрежным щелчком пальца сбившая купол храма, обнажив находящихся там людей перед ожидающей их судьбой, относится именно к трансцендентным сущностям. Между прочим, среди находившихся в храме присутствовали несколько именитых специалистов в теологии, которые могли бы сейчас пуститься в долгие разглагольствования по поводу того, что в мир сошла трансцендентная, божественная, сущность в не совсем обычном своём воплощении, но... Но все они вместо этого в ужасе повалились на каменный пол. "Я БОГ - повторил Иисус, и всё сущее содрогнулось от его громоподобного гласа, и сквозь яркую синеву утреннего неба проглянула звёздная гримаса космоса - Я БОГ И Я ЕДИН. ЕДИН ВО ГНЕВЕ И В МИЛОСТИ. И Я ПРИШЁЛ К ВАМ, ДАБЫ СКАЗАТЬ, ЧТО НЕТ БОЛЕЕ МОЕГО ТЕРПЕНИЯ, ЧТО ПРИШЛО ВРЕМЯ МНЕ СУДИТЬ ВАС ПО ДЕЛАМ ВАШИМ. ГРЯДЁТ МОЙ СУД, ИБО ПОСЛЕДНИЙ ГРЕХ ВОТ-ВОТ БУДЕТ СВЕРШЁН! ГОТОВТЕСЬ И КАЙТЕСЬ!". Короткая речь произвела на и без того перепуганных монахов поистине неизгладимое впечатление. Одни просто забились в судорогах с пеной у рта, вознося небу свою последнюю бессознателую молитву, зубы их лопались и осколки врезались во внезапно ставшее очень низким небо. Другие впали в панику и помчались прочь от страшной фигуры размахивая над головой руками и выкрикивая на бегу что-то невразумительное. Третьи же внезапно почувствовали, видимо от осознания близкого конца, вкус к жизни и набросились на прихожанок. Четвертые же просто застыли в ступоре не в силах взгляда отвести от приближающегося конца. А посмотреть было на что: в кроваво-красных небесах сияла огромная жёлтая луна, небосвод медленно затягивало аспидными тучами, от которых к земле протянулись жадные червеподобные воронки смерчей. Одна из таких воронок безо всякого труда слизнула то, что ещё оставалось от стен храма. Над головами людей беспорядочно носились какие-то сгустки света и пятна тьмы, и там где они сталкивались на землю проливался дождь из кипящей крови. Земля дрожала и трескалась, деревья будто что-то силой выталкивало из почвы, он взлетали на пару метров вверх, а когда начинали падать - их подхватывали всё те же ненасытные воронки смерчей. Озеро, на берегу которого стоял храм, вскипело и рыбы, в тщетной попытке спатись от неминуемой смерти, выбрасывались на берег. Воздух был наполнен дымом, пеплом и гарью, и постоянно пребывал в каком-то бешеном хаотичном движении.
И сквозь всю эту ужасающую панораму конца шёл Последний Грешник. Он просто шёл по берегу милого озерца, мимо храма, наслаждаясь прекрасным летним воскресным утром, когда услышал какие-то вопли. Он подошёл к двери - крики стали громче, открыл её и увидел валяющихся, стонущих, бьющихся в судорогах, совокупляющихся и просто мечущихся, как жареные суслики от норки к норке, монахов. "Дааа - задумчиво протянул он - вот это я понимаю, приход храма.", и поспешил убраться восвояси.

Продолжение, видимо, следует.

кто помнит, какой архангел стоит с ключом в вратах райских?

[  Настроение: Distorted ]

читать всем и до конца

"Какая замечательная фраза - сказал гаврик - надо обязатель запомнить, щегольнуть на светском рауте при случае.".
Сава загадочно улыбнулся. Он смотрел гаврику в глаза и гадал, не вслух, конечно, про себя, в насколько раннем детстве он, гаврик, подвергся лоботомии с последующим зомбированием. Картина разворачивалась в его воображении, картина потрясающая в своем уродстве.
Вот Сава видит огромный, залитый ярким светом хрустальных люстр, зал. Вспышки одиноких фотокамер отбивают эклектичное крещендо, ложась на неизменный ритм щебетания пузырьков в шампанском "Crystal", - не поскупились организаторы, не поскупились - с балкончика льётся тихий джаз, который музыканты умело вплетают в гул голосов, монотонно бурлящий внизу, будто закипевшая вода в кастрюле. А в самом зале, между столиков и шныряющих туда-сюда официантов важно расхаживалют, общаясь и выпивая, так называемые "сливки общества". Ароматы сверхдорогих парфюмов, унюхав которые, любой порядочный и не страдающий от чрезмерного лицемерия веган, тут же забился бы в судорогах с пеной у рта, или, с такой же пеной, впал бы в священное боевое безумие, амок, после чего голыми руками уничтожил бы всё вокруг в слепом порыве мести за невинно убиенных китов. Смокинги, сшитые на заказ, дизайнерские вечерние платья и драгоценности. Драгоценности всегда занимают особое место в нелёгком деле расширения отдельно взятой морды. Вот сейчас мы, никем незамеченные, пролетаем сквозь зал и имеем возможность полюбоваться на эти застывшие слёзы богов, оправленные в желтое или белое золото, свисающие с мочек ушей, или удобно устроившиеся в ямочке между ключиц, а то и в шелковом декольте, аккуратно зажатые между сочными, загорелыми, накачаными силиконом, молочными железами. Если прислушаться, можшо уловить слитное тиканье швейцарских хронометров... Короче, я думаю, что вы меня поняли. Перед нами вся эта свора порочных кокаиновых скотов. А вот и гаврик стоит, потягивая шампанское и обнимая за талию стоящую рядом девицу, похожую на сбежавшее из медецинского института пособие по строению человеческого скелета. "Смотри, - говорит он, дотрагиваясь кончиками пальцев сначала до бедерных, а потом до лобковой костей, торчащих сквозь красное шелковое платье - если соединить эти места линиями,а полученный треугольник скопировать и перевернуть, то получится звезда Давида. Ты, наверное, масон!". Девица эта, вполне возможно, обладает достаточно высоким уровнем интеллекта, чтобы оценить прозвучавшую в её адрес шутку, но сейчас она дошла до такой стадии прогрессирующей своей анарексии, что ей оставалось лишь глупо улыбнуться и посверкать бриллиантами, отбивающими чечётку на её ребрах в декольте. "Ба, какие люди!" - прозвучал певучий мужской голос. Это к нашей парочке подошёл похожий на оживший манекен Хуйнанай Хуйнаныевич Хуйнанаев, главный человек по пиару. "Как хорошо, что ты сюда сегодня пришёл, - все так же певуче проговорил он положенную по этикету фразу, они оба знали, что каждый из них не пропускает ни одного светского раута, но декорум необходимо соблюсти - я как раз хотел обсудить с тобой некоторые вопросы, касающиеся успешности нашего последнего проекта.". Девица сделала попытку уйти, но гаврик удержал её, должно быть, в нём взыграло тщеславие. "И какие там новости?" - спросил он. "А новости самые неутешительные - последовал певучий ответ - инвесторы..."."Знаешь, перебил его гаврик - я на днях услышал очень мудрую и вообще совершенно потрясающую фразу, и мне кажется, что она здесь как раз к месту.". Гаврик выдержал паузу, дав возможность собеседнику выразить на загорелом лице крайнюю степень заинтересованности. "Слушай внимательно: - проговорил он торжественным голосом - пока пидоры и мудаки остаются говноедами, ничего хорошего от жизни не жди.".
(пауза)
Вот вы когда-нибудь слышали, как ебутся тараканы? А все участники сейчас сполна могли прочувствовать весь этот процесс - такая тишина воцарилась в зале. Один только барабанщик продолжал легонько отбивать кисточками свой ритм, ему вообще было всё похер - у него в ушах были наушники, но его быстро успокоил пинком под ребро контрабасист, после чего оба музыканта застыли в неподвижности. И вот теперь, в полном беззвучии, стали отчётливо слышны звуки, которые издают во время совокупления эти мерзкие насекомые твари. Однако вскоре тараканы, видимо застеснявшись, затихли, и воцарилась полная тишина. Даже пузырьки в шампанском и хронометры не издавали ни звука. Сказать, что...
"Как думаешь, какова будет реакция?" - спросил гаврик.
Сава тряхнул головой, отгоняя видение. "Я думаю, - еле сдерживая ярость проговорил он - что тебя, блядь, распнут, как последнего неудачника, тупоголовое ты хуйло!". Последние слова Сава уже почти выкрикнул гаврику в лицо, а потом круто развернулся и молча ушёл.

[  Настроение: Distorted ]

[  Сейчас: Listening to sounds from outside ]

Руками голыми на части разрывая небо,
Заставив мир исчезнуть дождевой водой,
От нас уходят те, кто с нами был и не был.
Их тропы вьются вдаль пророка бородой.

[  Настроение: Distorted ]

[  Сейчас: Reading this ]

Настоятельно рекомендую вам прекращать думать по утрам. Утро не для того придумано, чтобы думать, а для того чтобы действовать. И лучше всего приходить в себя уже на месте работы\учебы ибо... А вот что "ибо", я вам сейчас и расскажу...
Вообще-то обычно я в себя не прихожу вовсе, ну или на очень краткие промежутки времени, например, когда на работе нужно что-то срочно решать. В остальное же время я взаимодействую с миром посредством алгоритмов. Очень удобно, между прочим. Мозг в это время занят обдумыванием вещей, которые к действительности имеют весьма отдалённое отношение. Ага, о чём я, а, о говне... Так вот, иногда я всё-таки окружающую меня действительность воспринимаю. Это происходит, например тогда, когда в моём блоге появляется новый пост. И сегодня как раз такой день. Утром я проснулся и понял, что сегодня я в адеквате, а это значит, что сегодня между моей сущностью и окружающим нет никакого буфера, а я счтаю, что оно того не стоит.
Пытаясь вернуться в своё обычное состояние я не стал завтракать, а просто быстро собрался и вышел вон, в город. Всё сегодня не так, солнце глаза слепит, голове в капюшоне жарко, без капюшона - холодно. Даже музыка только мешает, хотя и очень крутая (ещё бы, минимал-техно 96-го года это не шуточки). Но до метро было идти недалеко, а там я надеялся всё-таки впасть в пасть своему обычному состоянию. Однако, когда я сумел, не смотря на крайнюю переполненность, засунуть всего себя в утробу вагона, выяснилось, что вместе со мной был съеден как минимум один весьма занятный персонаж. Персонаж стояла прямо напротив, уставившись на меня испуганными глазами. Толпа несла меня прямо на неё, будто в какой-то пошлой юмористической истории, но тут нужно сделать одно небольшое отступление. Дело в том, что в каком бы состоянии я не пребывал, с утра я в любом случае выгляжу хреново, недаром удалось однажды убедить кое-кого, что по утрам я возвращаюсь в могилу. Белокурый ангел должно быть решила, что я один из тех жутких людей, которые просят её отключать caps lock, когда общаются с ней в чате, и наверное именно поэтому и стояла как истукан, широко раскрыв синие глаза и прикрыв нижнюю часть лица журналом, который называется...
Я даже притормозил. Вернее, попытался остановиться - толпа сзади всё-таки гораздо сильнее меня. "ДОМ2", ребята, именно так он и называется. Я конечно слышал, что этот проект цветет и пахнет или процветает и пропахивает, нужное подчеркнуть, но не представлял себе, что всё настолько серьёзно. Позже, когда мне удалось заглянуть в это печатное издание, я увидел там рекламу, которая повергла меня в шок. "SMS-тест на совместимость с героями ДОМ2". Хочется спросить вас, мальчики и девочки, я что-то пропустил, ЭТО НОРМАЛЬНО?
Это единственный вопрос, потому что к гопникам, просящим поносить мои наушники, я уже привык. И к готическим парочкам, утверждающим, что в моих наушниках играет неправильная музыка (например kraftwerk), тоже.

[  Настроение: Distorted ]

Позвони мне, позвони
Позвони мне ради бога
Ты прости меня, прости
На коленях у порога
Я целую твои ноги
Ну прости, ну ради бога
Умоляю я тебя
Ну и пусть я неудачник
Я конечно неудачник
Неудачник-сука-бля
-----*-------
Я могуу вам творчеством своим
Жестоко мозг ебать
Но только ваш моозг

[  Настроение: Distorted ]

[  Сейчас: Listening to саундс оф шорт циркат ]

опять моя вторая половина...жжот...
Вернее даже не она одна, тут у нас, у меня, синтез. Утро, дом, потолок, вешаю новую люстру. Моя женщина лежит на диване, и так задумчиво: Милый, давай съездим в Питер, я в кунсткамеру хочу. Очень обожаю кунсткамеру.
Я аж не те провода замкнул от охренения. Бабахнуло... Я слезаю со стремянки, дрожащими руками набираю "ансортед/блоги". "на, любимая любуйся".
Мораль? А мораль такова: надо было обесточить помещение, прежде чем за провода хвататься.