отрывок...
09 Фев 2006, 1:57
- Здравствуй.
- Привет.
На этом его потянуло нажать «отбой» и вернуться к работе. Зачем он ей позвонил? Неужели ждал чего-то такого, что можно было бы считать чудом? Разве не определили они места друг друга, разве не провели линию между тем, что было, и теперешней жизнью? Между вчера и сегодня всегда есть мгновение, когда счётчик времени обнуляется, и появляющаяся справа единица обозначает начало нового дня. Раньше, когда они были вместе, и ничто, как казалось, не могло разлучить их, эта самая единица дарила надежду, что ему предстоит ещё один день счастья. Теперь же она лишь говорила о том, что ему предстоит прожить ещё один день без неё.
Нет, она конечно же была рядом. Он мог, как и сейчас, позвонить ей, пожаловаться на жизнь или поделиться радостью, мог даже пригласить её куда-нибудь, а она иногда даже принимала его приглашения. И он снова и снова обманывал себя, веря, что ещё можно вернуть счастье и подарить крайней справа единице новый смысл. Но за самообманом скрывалась убеждённость в том, что всё уже позади.
- Как ты?
- Хорошо. Что-то случилось?
Раз – и дистанция между ними выросла в разы. Она словно говорила: «Я и мысли не могу допустить, что ты звонишь просто так». А он всегда, всегда звонил просто так. Потому что до сих пор любил её. Но уже начал забывать порядок слов в этой фразе. Пройдёт время – он забудет и сами слова, а затем – их смысл, всё то, что передают они от одного сердца другому.
- Нет. Просто работа застопорилась, курить не хочу, кофе допил, машины во дворе пересчитал – и не продвинулся ни на миллиметр.
- Неужели ты думаешь, что я смогу тебе помочь? Ты же знаешь, я в этом ничего не понимаю.
Он слышал, как мимолётная улыбка слетела с её губ. Память тут же швырнула его на год назад, когда он мог целовать эти губы, задыхаясь от счастья, и ни о чём не думать. Они целовались так, словно говорили миру: «Только благодаря нам, таким счастливым, таким любящим и любимым, ты существуешь. И пока мы любим друг друга, тебе ничто не угрожает». Но они уже давно расстались, а мир как стоял так стоит.
- Я знаю. Просто скажи мне что-нибудь…
- Что тебе сказать?
Снова улыбка, снова обманчивое счастье затопило его душу, и он уже был готов сказать: «Скажи, что любишь меня». Но он знал, что не скажет этих слов, как бы ему не хотелось. Просто потому что дистанцию они определили раз и навсегда, и сиюминутное желание было обречено на неудачу. А делать попытку только ради того, чтобы вернулась боль, отчаяние и обида, он не хотел. Иногда он становился жёстким прагматиком, беря на вооружение не свойственную творческим людям логику.
- Расскажи, как у тебя дела.
- Всё в порядке, ты же знаешь.
Он знал. За время, прошедшее с их расставания, он привык приходить на помощь, если что-то в её жизни шло не так. Она сообщала ему чуть ли не раньше, чем самой близкой подруге, и он мчался лечить её, если она заболевала, веселить её, если ей было грустно, пить – если ей хотелось напиться. Однажды он помогал ей выбирать подарок для того, кто занял его (именно его, чьё же ещё?) место. Подарок ему очень понравился, а она, при следующей встрече, поцеловала его в щёку. Не знала она только, что придя домой он пил три или четыре дня, удалив недописанный текст на 127 с половиной страниц. Текст он потом написал новый, его опубликовали, а он получил-таки то, чего ему не хватало – признания не только читателей, но и критиков. Даже прошедшая горнило инквизиции острая на язык Зоя Славская написала в рецензии: «Давно не приходилось мне вытирать слёзы. Над книгой N я рыдала ночь напролёт». Он даже посочувствовал могучей Славской, оказавшейся такой сентиментальной.
- Наверное, это лучшее, что я мог от тебя услышать. Пока.
- Пока.
Только он нажал отбой, как тут же захотелось позвонить снова, и на этот раз, забыв о собственном страхе, о том, сколько времени прошло, обо всех дистанциях и линиях, разделяющих их, сказать – я люблю тебя. Успеть сказать прежде, чем окончательно забыть порядок слов, а затем и смысл всей фразы. Но вместо этого он положил телефон на место и вернулся к работе.