unsorted ~ Интересные публикации (Религия и философия)

Новости, статьи, анонсы

Возраст: 40 C нами с 24.05.2008 Репутация: **101**

По примеру форума "История и Политика" создана такая ветка. Сюда помещаются любопытные статьи, новости из мира религии и философии и т.д. Обсуждение статей в этой ветке - запрещено. Если хотите прокомментировать - отвечайте в новом топике или существующем, подходящем по смыслу.

Возраст: 43 C нами с 05.12.2006 Репутация: **91.5**

По моему очень интересное интевью в котором Карен Свасьян элегантно, даже не знаю что делает, обьясняет освещает осмысливает, суть многих эзотерических учений о том, что мысль материальна.

http://www.expert.ru/printissues/expert/2007/14/interview_svasyan/

Прививка от невегласия*

Философы во все времена отличали мир от мысли и находили мир всюду, кроме головы. Карен Свасьян предлагает не разделять мир и мысль о нем. Мир не только мыслим, но и мыслит.

Сегодня есть философы, но нет философии. Возможно, этот вид интеллектуального ремесла утрачен, возможно, он возродится в будущем. Последнее, впрочем, маловероятно: более чем двухтысячелетняя история философии практически не знает случаев, когда большой философ появлялся сам по себе, без непосредственного общения с опережающим его на одно-два поколения учителем (сомневающихся отсылаем к вышедшему недавно на русском языке фундаментальному труду Рэндалла Коллинза «Социология философий», посвященному как раз этой теме). Сегодня молодым людям, любящим мудрость, учиться практически не у кого. Нет, вы без труда обнаружите всевозможных деконструктивистов, культурологов, политологов, философов науки и проч. Но найдете ли вы среди них хотя бы одного философа, то есть человека, который действительно пытается мыслить?

На наш взгляд, Карен Свасьян — один из последних философов. Конечно, возглавляющая многочисленные философские кафедры профессура будет с нами спорить. Что ж, возможно, мы как журналисты подходим к вопросу слишком поверхностно или просто не осведомлены о существовании нового Платона или Гегеля, творящего прямо сейчас в тиши своего кабинета. Мы готовы выслушать их, опубликовать с ними интервью.

Карен Свасьян родился в Тбилиси 2 января 1948 года. В 1970 году окончил филологический факультет Ереванского госуниверситета. Работал в Институте философии АН Армянской ССР. В 1978 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Эстетическая сущность интуитивной философии Анри Бергсона». В 1981−м — докторскую на тему «Проблема символа в современной философии». Профессор, лауреат Премии имени Гумбольдта. В 1997 году — приглашенный профессор Инсбрукского университета. С 1993−го по настоящее время живет в Базеле (Швейцария).

Более или менее широкому кругу русскоязычных интеллектуалов Свасьян хорошо известен как переводчик. Толстый черный двухтомник Ницше с его предисловием стал событием интеллектуальной жизни страны. Продвинутые наблюдатели помнили его еще с начала восьмидесятых как оригинального интерпретатора философского мировоззрения Гете. В 1990−м выходит провокационная книга Свасьяна о судьбах западноевропейского научного гнозиса, подрывающая, по сути, трехсотлетнюю исследовательскую программу экспериментального (бэконианского) познания природы. Наконец, Свасьян считает себя последователем Рудольфа Штейнера — колоритной и полузабытой фигуры в истории философии, основоположника антропософии (сам Штейнер, которого часто упрекали в мистицизме и чуть ли не в оккультизме, определил антропософию как «путь познания, ведущий духовное в человеческом существе к духовному во Вселенной»).

Проще всего было бы прописать творчество Свасьяна по ведомству интеллектуального провокаторства. Что ж, мы надеемся, что Карен Араевич на такую прописку не обидится: в конце концов, мышление — это болезнь материи, а болезнь, как известно, начинается с провокации, казалось бы, здорового организма.

— Вас часто называют последователем Рудольфа Штейнера. Кому еще вы следуете? Кто ваши философские «кумиры», какое отношение они имеют к современному философскому мейнстриму?

— Мои философские «кумиры»? Все, у кого я учился философии. Если в обратной хронологии, это Гуссерль, Кассирер, Наторп, Ласк, Бергсон, Клагес, Ницше, Тэн, Ренан, Гартманн, Шопенгауэр, Шеллинг, Гегель, Фихте, Кант, Лейбниц, Мальбранш, Декарт, Фома, Скот Эриугена, Плотин, Платон, Аристотель, досократики. Штейнер — последнее звено в этой цепи перехода философии в ее, так сказать, «лучшее».

Никакого влияния на современный философский мейнстрим он, конечно, не оказал, не оказывает и не окажет. Ну о каком влиянии может идти речь, если имеешь дело с аутистами! За годы моего университетского и академического опыта общения с названным мейнстримом я понял одно: к философии этот закрытый клуб не имеет никакого отношения, он представляет собой чисто властную структуру на службе идеологических и политических стереотипов. Пирамида приблизительно такова: наверху немногие раскрученные звезды, ниже средний слой серой и намертво вцепившейся в стул профессуры, ну а в самом низу — те, кто в старых советских фильмах ранжировался по классу «в эпизодах». Механизм действия: звезды — какой-нибудь Хабермас или Брамарбас — выдают время от времени очередной дискурс (от латинского discurro: бегать туда-сюда), после чего на местах организуются семинары, чтения, круглые столы, обсуждения, курсы и прочая беготня. По сути это слабая, бледная, жалкая копия с мира моды, эстрады или спорта. Философия, сделанная журналистами. Журналисты ведь фокусники в цирке социального. Из любой бездарности они в два счета состряпают вам идола, все равно — спортивного или интеллектуального. Вот, скажем, из футболиста Бэкхема они сделали суперфутболиста. Дело вовсе не в том, хороший он футболист или нет, а в том, что это футбольный симулякр. Ну а поскольку футбол в современном мире — это событие и уже невозможно представить себе будущие учебники истории без футбола, то в футболе мы очевидным образом имеем одну из основополагающих парадигм, с которых и клонируются интеллектуалы.

— А что вы понимаете под философией?

— Под философией я понимаю мир, ставший сознанием и осознающий себя в мышлении. Это понимание очень близко к гегелевскому и в то же время крайне далеко от него. Близко в том, что, по Гегелю, не философия существует для того, чтобы объяснять мир, а мир, чтобы становиться философией. Далеко потому, что миру Гегеля, становящемуся философией, недостает последней воли стать человеком (конкретным, фактическим, вот этим вот — если хотите, самим Гегелем).

Я должен пояснить сказанное. В философской традиции налицо, как мне представляется, некий слепой угол, на счет которого следовало бы отнести большинство философских срывов и тупиков. Философы во все времена отличали мир от мысли и находили мир всюду, кроме головы. Считалось, что мир — там, «вовне», а мысль — «внутри», после чего возникал фатальный вопрос о познаваемости или непознаваемости мира со всеми его бредовыми «вещами в себе» и так далее. Никто и по сей день не сомневается, что цветы на лугу или звезды в небе находятся в мире, но почему-то никому не приходит в голову, что мысли ботаника о цветах или астронома о звездах тоже находятся в мире. Спросите любого (философа или нефилософа, все равно), где находятся вещи. Он покажет на мир вокруг себя. А теперь спросите его, где находятся мысли о вещах. Он ткнет пальцем в голову. Как будто сама голова с мыслями (или без них) существует не в мире, а черт знает где!

Глаз видит дерево. Дерево — в мире и мир. Но глаз, видящий мир, — тоже мир. Было бы любопытно послушать шутника, отказавшего бы ему в этом. На этой вот простой очевидности (или, по Ницше, «оскорбительной ясности») рушатся философии и лопаются умы. Дело не в том, чтобы понять ее. А в том, чтобы выдержать ее последствия. Если глаз, видящий мир, есть и сам — мир, то мир не только видим, но и видит.

Философия, как я ее понимаю, и есть мир, ставший сознанием, мир, развивший себя до сознания, мир уже не только как процесс, эволюция в традиционном смысле слова, но и как понимание себя в качестве процесса и эволюции. Вещь и мысль о вещи — обе находятся в мире и суть мир: только один раз это чувственно воспринимаемый внешний мир, другой раз — сверхчувственное понятие и сущность чувственно воспринятого. Эволюционная теория в широком смысле различает ступени развития мира от неорганических веществ до человека. Но почему-то она застревает на человеке. На деле она в нем продолжается, только уже не биологически, а пневматологически, что значит: путь ведет не от человека к биологически более высокому типу (вроде «сверхчеловека», понятого по Дарвину), а от минерального, растительного и животного в человеке к собственно человеческому в нем, к способности мыслить, в которой он и начинается впервые как человек.

Отсюда следует: то, что мы называем внутренним миром, субъективностью, есть не противоположность мира, а сам мир в дальнейшей своей эволюции. Внутренний мир человека, его мысли, чувства, ощущения свершаются во Вселенной и принадлежат Вселенной ничуть не в меньшей степени, чем внешний мир. Больше того, Вселенная достигает здесь более высокой ступени развития. В физике Галилея неорганический мир не просто объясняется, но и доводится до совершенства, равно как и растительный мир в органике Гете.

Можно догадаться, куда нас приводит такое понимание. Экологи и так называемые зеленые призывают спасать природу от загрязнения веществами. Но спасать ее следует прежде всего от загрязнения мыслями. Ибо (еще раз) мысль о факте сама есть факт, не менее фактичный и реальный, чем то, что мы щупаем, нюхаем или хватаем руками.

— Существует ли философия в вашем понимании сейчас? В чем проблема сегодняшнего существования философии или того, что ею называется?

— Вы имеете в виду, есть ли сегодня философы, которые понимают философию, как понимаю ее я? Мне ничего об этом не известно. Но вот что характерно. Мое понимание философии публично. То есть я пишу об этом книги, выступаю с лекциями. Причем делаю это, как правило, обостренным, даже вызывающим образом, как бы провоцируя «коллег» к ответным реакциям. Пустое: «коллеги» предпочитают делать вид, что не замечают. Я боюсь, что многим из них непонятна даже постановка вопроса.

Отсюда и вытекает проблема сегодняшнего существования или, скорее, несуществования философии. Мы должны обратиться к анамнезу этой болезни, чтобы суметь ее диагностировать.

Важно понять, что философия в своей истории, от первых греков до последних немцев, — это не форум для кого попало, а строжайшая и жесточайшая селекция. Подумайте только, какое множество случайных мыслителей во все эпохи взбиралось на подиум и сколь немногие оставались там каждый раз после просеивания временем! Философия, настоящая, а не та, которая называет себя так, — это не индекс цитируемости, а роман, если хотите, день Духа, в том самом смысле, в каком литературоведы говорят о дублинском Bloomsday**, на редкость сложный и полифонический роман-лабиринт, подготовку к прочтению которого неплохо было бы, по-видимому, проходить у Борхеса. Философия — необыкновенно рискованное предприятие Духа, учащегося мыслить себя в теле и тем самым заблуждаться. Философский Бог, в отличие от богословского, — не воскресный Бог, аллергически реагирующий на все, что не есть истина, добро и красота, а очень мужественный Бог, реализующий свое Творение в знаке трагедии, а не детского сада. Гете говорит где-то (вслед за Гоцци) о том, что существует всего тридцать шесть трагических ситуаций. Можно было бы насчитать по аналогии и число философских проблем. Так вот, чтобы стать философом, нужно войти в силовое поле этих проблем. А чтобы остаться в философии (не быть забракованным), надо уметь мыслить эти проблемы должным образом («на разрыв аорты»).

Так это и было до приблизительно последней трети девятнадцатого века. К концу века, а в ряде случаев и раньше, проблемное поле философии начинает деформироваться. После немецкого идеализма, Страшным судом которого стала антропологизация его у Фейербаха, Штирнера и Ницше, философия упирается в тупик оснований, то есть претерпевает ту же участь, что и математика и физика с их кризисом оснований. Кризис оснований классической философии — проблема самого философа, который, доискиваясь до оснований, шел от антично-средневекового анонимного бытия к анонимному сознанию Нового времени, а от последнего — к поименному. После книги Штирнера «Единственный и его достояние» философу не остается иного выбора, кроме как застрять в прежней анонимности либо пролезть в фактического самого себя. Философия современная предпочла анонимность.

В первой половине двадцатого века философствуют еще по инерции девятнадцатого: Гуссерль, Хайдеггер, Бергсон, Кассирер, Шелер, Клагес — это все еще девятнадцатый век. Потом начинается деформация, что значит: философы принимаются выдумывать сюжеты за пределами «тридцати шести» топосов. Философия деформируется — с одной стороны, в позитивизме, не видящем в классической философии ничего, кроме «болезни языка», с другой стороны, в философах вроде Хайдеггера, льющих воду на мельницу этого диагноза. Необратимым процесс становится уже после Второй мировой войны, с превращением немецкой философии в служанку французской и английской (такое вот продолжение Нюрнбергского процесса другими средствами). Это и определяет проблему сегодняшнего существования философии. А проблема в том, что ее просто не существует. А не существует ее потому, что у нее просто отшибло память.

Поясню на следующем сравнении. Этьен Жильсон, один из крупнейших современных историков средневековой философии, упрекает (вслед за Шеллингом) Декарта, который на заре Нового времени философствует так, словно до него никто вообще не философствовал. Этот упрек справедлив тем более, что Декарт сращен с жизненным миром схоластики. Он плоть от плоти ее, наследник, не помнящий родства, на деле же похожий как две капли воды на своих схоластических предков. На кого же похожи современные, с позволения сказать, философы, все эти Хоркхеймеры, Хабермасы, Деррида, Рорти и Слотердейки? Боюсь, что они вообще ни на что не похожи. Наверное, говоря их же излюбленным термином, речь идет о симулякрах, то есть копиях, у которых нет оригинала. Надо знать оригинал, чтобы осознать всю абсурдность ситуации. Это «паучья глухота» мандельштамовского Ламарка:

Он сказал: довольно полнозвучья, —
Ты напрасно Моцарта любил:
Наступает глухота паучья,
Здесь провал сильнее наших сил.

Провалу предшествовала тяжелая болезнь. К концу девятнадцатого века западная философия — сплошная рана. Если в Средние века могли гарантировать единство мира категорией бытия, которое отождествляли с Богом, если в философии Нового времени место бытия заняло сознание, которое в своем качестве трансцендентального все еще пыталось гарантировать единство мира, то уже в девятнадцатом веке, на фоне триумфа естествознания и, что важнее, естественнонаучно вышколенного мышления, Единому (Абсолюту, Богу) не оставалось места в сознании. Гартманновская философия бессознательного стала последней героической попыткой приютить Бога в бессознательном, после того как ему не осталось места в сознании. Но уже через считаные десятилетия бессознательным завладевает психоанализ, и Бог, совсем недавно еще умирающий у Ницше, вынужден теперь мириться с ролью пациента, страдающего неврозом. После Первой мировой войны в философском сознании образуется брешь, черная дыра, обморок, беспамятство, сначала дающее о себе знать время от времени, а позже (после Второй мировой войны) наступающее окончательно. Спросите сегодняшних почитателей постмодерна, понимают ли они, о чем речь, и вы увидите воочию обморок и беспамятство, о которых я говорю.

Поймите меня правильно. Это не критика и не вкусовое суждение. Я просто констатирую факт. Прежде, чтобы стать философом, нужно было тщательно и мучительно осваивать исконные проблемы философии («тридцать шесть трагических ситуаций»). Сегодня философом может стать первый попавшийся проходимец, способностей которого только и хватает на то, чтобы ловко играть понятиями (Гуссерль жаловался в свое время, что философы переставляют понятия, как игроки переставляют карты или шахматные фигуры). В эпоху взбесившегося либерализма ведь все могут всё. Вот вы, скажем, опубликуете этот разговор в вашем журнале, и если в нем есть рубрика читательских писем, то можно заранее предугадать, что там будет твориться. Каждый, кому не лень, воспользуется своим правом на мнение, забыв, что кроме права на мнение есть же еще и долг знать то, о чем говоришь. Когда я преподавал философию в Инсбрукском университете, мне пришлось пережить и выстоять студенческую демократию. Это было на семинаре по теории познания. Я говорил о Платоне и неоплатонизме, как вдруг один студент принялся мне возражать. Я попытался в мягкой форме внести ясность, заметив, что его представления о теме произвольны и что, прежде чем рассуждать о Платоне, неплохо бы почитать Платона. Реакция оказалась острой. Он сказал, что таково его мнение. На что мне пришлось напомнить ему, что мнения свои он волен высказывать где угодно, но только не здесь, в университетской аудитории, в которой (по крайней мере в отведенные мне часы преподавания) мнениям нет места, а есть место знаниям, или если мнениям, то таким, в основе которых лежат знания. Не думает же молодой человек, что на экзамене мне вдруг пришло бы в голову оценивать его мнения! После этого стало вдруг тихо, и он обвинил меня в тоталитаризме. С чем я охотно и согласился, призвав его тут же проверить свою оценку на таблице умножения, тоталитаризм и нетолерантность которой возмутительны сверх всякой нормы. Мне потом сведущие коллеги сказали, что мне повезло, потому что у большинства студентов было, очевидно, хорошее настроение и им, вероятно, пришелся по душе чудак-профессор, осмелившийся им перечить. Это невероятно, но большинство профессоров боятся студентов и заигрывают с ними.

— Дает ли что-то философия современной науке и наоборот? Считаете ли вы, что сегодняшняя наука находится в кризисе, и если да, что чем этот кризис вызван?

— Я спрашиваю себя: а правильно ли сегодня говорить о кризисе? Кризис — это все еще вчерашний и даже позавчерашний день науки. Да и что значит кризис? Это значит, что те, кто представляет науку, лучшие, осознают, что не все в ней и с ней в порядке. За отсутствием сегодня таковых отпадает необходимость говорить о кризисе. Как говорят немцы, Operation gelungen, Patient tot (операция прошла удачно, пациент мертв). Сегодня наука — гигантский ареал власти, корпус догматов такой непрошибаемой твердости, по сравнению с которыми церковные догмы оставляют впечатление мягкости и эластичности. Наука, унаследовавшая в свое время у церкви власть, не только освоила ее технику, но и довела ее до совершенства. В чем был (и остается) главный прием церкви? В том, что она присваивает себе все права на Христа, объявляя ересью всякую попытку найти Христа вне церкви (притом что церквей много, а Христос один). Но если в случае церкви, где речь идет о вере, это как-то еще объяснимо и верующему надо в церковь, то в случае науки, узурпирующей познание, это просто стыд и срам. Выдумали какие-то критерии научности и автоматически бракуют все, что не умещается в их рамках. Любопытно при этом то, что сами критерии периодически меняются или просто расширяются до смывания всяких границ.

Как же это оказалось возможным? Надо вспомнить, что наука начиналась как знание через познание, под таким знаком боролась она с религией и вытесняла ее. Но уже в девятнадцатом веке этот пафос стал выветриваться. Место познания занял агностицизм: постулат принципиальной непознаваемости мира. Дюбуа-Реймон, основатель электрофизиологии и молекулярной теории биопотенциалов, авторитетнейший естествоиспытатель второй половины девятнадцатого века, выразил это в известной формуле «Ignoramus et ignorabimus» («Не знаем и не будем знать»). Интересно в этой формуле даже не столько то, что именно она провозглашает, сколько то, как она это делает. Если такое говорит верующий, это не только понятно, но и нормально. Если говорящий — ученый, то, наверное, впору было бы воспринять услышанное в ключе сожаления или извинения. Пафос науки — пафос знания, незнание может быть здесь оправдано только как промежуточное вынужденное состояние либо — в крайнем случае — как банкротство. Но считать названную формулу нормой и оглашать ее с торжественностью какой-то папской энциклики — это уже извращение.

Наверное, сказанное можно лучше понять в свете следующего сравнения. Гете как-то сказал, что нет ничего труднее, чем видеть вещи такими, как они есть. Это трудно оттого, что мы вытесняем вещи терминами и понятиями и видим их лишь в той мере, в какой называем их. Агностицизм — это когда вместо самих вещей имеешь дело со словами о вещах. Больше того, отождествляешь вещи со словами и выдаешь слова за вещи. Иметь дело с «самими вещами» дозволено поэтам, мистикам, кассандрам, но никак не людям науки. Когда Эдмунд Гуссерль, творец феноменологической философии, потребовал от философии возвращения к вещам, университетские коллеги обвинили его в мистицизме.

Наука с этого времени развивается в странно двойственном свете. С одной стороны, это грандиозные открытия в области неорганического и органического мира. С другой стороны, жалкие интерпретации собственных открытий. Вы скажете: а не был ли уход физиков в материализм и агностицизм ответом на слабости классического идеализма? Слабости классического идеализма налицо. Физики потешались над Гегелем приблизительно по той же схеме, что здравомыслящие над сумасшедшим сервантесовским идальго. Что, однако, не помешало и им самим сойти с ума. Да и начинать следовало бы не с классического идеализма, а с христианской теологии. Физика девятнадцатого, а в еще большей степени двадцатого века кажется списанной со средневековой теологии. Просто там, где у последней проставлен Бог, у первой стоит материя: сначала (в механистической парадигме) грубая, «сподручная», позже (в электромагнитной парадигме) — более рафинированная, незримая и, наконец, уже в наше время — абсурдная, на уровне «идеализма приборов». Вот вы спрашивали о Штейнере. В оптике штейнеровской мысли Бог теологов, как и материя физиков, страдают общим недостатком: им недостает мужества быть чувственным восприятием, оттого они прячутся: у теологов в надмирности или трансцендентности, ну а у физиков, скажем, в квантах или спинах.

Понятно, что о знании здесь не может быть и речи. Оттого интерпретации стали вытеснять познание, а объективный ход развития науки настолько опередил возможность адекватного понимания открытий, что физики стали все чаще прибегать к жаргону мистиков. Известны описания шоков, сопровождавших открытия в квантовой механике. Тогда всё еще стремились познать и понять природные процессы, открывающиеся в процессе эксперимента и математических выкладках. И что же? Все уперлось в вопрос, играет ли Бог в кости или это всё еще порядочный, траченный молью Бог. В итоге наука стала вытеснять ученых: за профнепригодностью и ненадобностью. Как выразился один сведущий французский физик, «тензорное исчисление лучше знает физику, чем физики». Легко понять, что это уже даже не кризис, а просто переход в другой род. Сегодняшняя наука — техника, вытеснившая познание, или просто самоуправляемая магия. Магия, не нуждающаяся в магах.

— Насколько непреодолима граница между научным и гуманитарным знанием?

— А есть ли она теперь? И что считать знанием? Раньше знание сводили к методу, сейчас просто к словам. Я с интересом наблюдаю эту ситуацию на немецких университетах с их традиционным делением факультетов на естественнонаучные и гуманитарные. Когда в девятнадцатом веке вырабатывались критерии научности, то делали это, конечно же, на материале естественных наук. Их равняли на математику и по степени математизированности определяли затем меру их научности. Понятно, что гуманитарные дисциплины оказывались в положении изгоя. Притом что им тоже безумно хотелось быть наукой. Вот тогда-то и начался математический психоз: повальное равнение на математическое естествознание. Психология, социология, история, этика, эстетика, даже литературоведение или музыковедение лезли из кожи вон, имитируя физику и математику. Но настоящий абсурд начался позже, на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Естественные науки и математику постиг жесточайший кризис, из которого они вышли уже совсем другими, в ряде случаев неузнаваемыми. Парадокс заключался в том, что теперь они все больше и чаще оглядывались на «гуманитарное», которым еще вчера столь дружно пренебрегали. И вот физик Паули сотрудничает с психологом Юнгом, обнаруживая психические архетипы в астрономии Кеплера, физик Гейзенберг ищет почвы у Платона, а Эйнштейн вообще заявляет, что Достоевский дал ему больше, чем Гаусс. Некоторые современные физики считают даже хорошим тоном кокетничать с мистикой или дзен-буддизмом. Это говорит о смытости границ. Нелепо при этом то, что сами гуманитарии все еще, по инерции или по недомыслию, как ни в чем не бывало чалят на точные науки, так что ералаш получается классический.

— Как связаны культура и философия?

— Культура и философия связаны каузально, но не философия порождение культуры, а наоборот. Мы говорим сегодня об исторических культурах: веке Перикла, эллинизме, готике, Ренессансе, эпохе Барокко, Просвещения и так далее только потому, что как культурные эпохи они обязаны своим существованием рефлексии более поздних историков и систематизаторов. Не в том смысле, конечно, что они выдуманы, а в том, что осознаны и названы. Философ — орган сознания своей культуры, он опережает ее ровно в той мере, в какой это необходимо, чтобы увидеть ее в целом и понять. С крупицей мольеровской соли: в философии — благодаря философии — культура узнает, что она говорит прозой (или поэзией). Вот один пример из множества: готические постройки возникают в Европе с двенадцатого века, и отношение к ним потомков, особенно начиная с эпохи Возрождения, крайне негативное. После Вазари, назвавшего готическое зодчество «проклятыми немецкими фабриками, отравившими мир», искусство — это скорее культурный изгой, чем сама культура. Даже у Гердера, даже у Гете, до того как он поменял неприязнь на восторг, готика помечена отрицательным индексом. Французы в восемнадцатом веке отнекивались от всяких признаков авторства, но посмотрите только, с какой яростью они уже в девятнадцатом веке отстаивают свой патент на готику. После работ Виоле ле Дюка, Воррингера готика осознана и осмыслена как великая культура.

— Можно ли на русскую литературу посмотреть как на философский феномен?

— Что до русской литературы как философии, то, на мой взгляд, здесь все сложнее. Настораживает прежде всего само это клише: русская литература как философия, с непременным поминанием Достоевского. Что же можно сказать об этом? Ну, во-первых, наверное, что литература это вообще никакая не философия, а именно литература. Французу в голову не придет считать Стендаля или Флобера философами. И если иной философ может быть и писателем, то никак не в качестве философа, а именно раздельно и автономно, как, скажем, Жан-Поль Сартр. В России этот тип очень ярко представлен в уникальной фигуре Андрея Белого, автора эпохальных романов и не менее эпохальных философских трудов. Так вот, философия Белого — это не роман «Петербург» или повесть «Котик Летаев», а статья «Эмблематика смысла» или исследование «Рудольф Штейнер и Гете в мировоззрении современности». Рассматривать случай так, значило бы, по-моему, рассматривать его должным и имманентным образом. К сожалению, возобладала иная традиция, сохраняющая силу и по сей день. Литература смешалась с философией и стала представлять философию. Последствия оказались, как и следовало ожидать, печальными как для философии, так и для самой литературы. Возник некий гермафродит бердяевско-эрновско-розановского типа: иногда чарующий, иногда отталкивающий. Немецкий поэт Новалис называет где-то подобную философию «госпиталем для неудавшихся поэтов». Так и русская философия в большинстве — конечно, есть исключения, но это именно исключения, — состоит как бы из неудавшихся писателей, ищущих счастья в философском Клондайке. Важно понять: Иван Карамазов — очень глубоко, пронзительно, надрывно мыслящий человек, но он не философ. Примерно по той же причине, по которой Остап Бендер не шахматист. Потому что философия это не литература и не дискурс, а наука о познании.

— Есть ли место у России в философском мире?

— Место России в философском мире! Что можно сказать об этом? Жозеф де Местр дивился в свое время русской фатальной спешке: «Можно подумать, перед нами подросток, которому стыдно, что он не старик. Все прочие нации Европы два или три века лепетали, прежде чем стали говорить: откуда у русских претензия на то, что они заговорят сразу?» Вообще если сравнивать (с Петра) темпы европеизации России с европейскими темпами, то степень сжатости, скомканности, непрожеванности, непереваренности кажется просто неправдоподобной. Лучшее, что было написано о русской философии, принадлежит, как я думаю, перу Густава Шпета, я имею в виду его «Очерк развития русской философии», оставшийся недописанным. Когда читаешь эту удивительно умную книгу, видишь, что и сегодня ситуация нисколько не изменилась. Я бы рекомендовал шпетовский труд каждому начинающему — серьезному — философу: в качестве прививки от специфических опасностей философствования в России.

Основная мысль Шпета скандальна, в особенности потому, что она хорошо фундирована. Русская философия возникала не как локальная и адекватная инициатива, а как правительственное мероприятие. Просто с какого-то момента, после того как Петр взял курс на «догоним и перегоним», не иметь философии было все равно что не носить парика. Тогда и стали «создавать» ее на отсутствующем фундаменте культурных предпосылок. Но лучше будет процитировать самого Шпета: «Невегласие есть та почва, на которой произрастала русская философия. Не природная тупость русского в философии, не отсутствие живых творческих сил, как свидетельствует вся русская литература, не недостаток чутья, как доказывает все русское искусство, не неспособность к научному аскетизму и самопожертвованию, как раскрывает нам история русской науки, а исключительно невежество не позволяло русскому духу углубить в себе до всеобщего сознания европейскую философскую рефлексию».

Конкретной и детальной демонстрации этого тезиса и посвящена книга Шпета. Суть вовсе не в том, чтобы опровергать ее примерами, свидетельствующими о противоположном. Важно видеть в ней предостережение и прививку от всякого сорта псевдофилософий. И не надо сравнивать себя с Западом. Псевдофилософия для Запада совсем не то, что для России. Если Запад, особенно современный, в философском смысле сходит с ума, то не надо забывать, что ему все же есть откуда сходить. Запад столетиями входил в ум, сойти с которого ему стоит тяжких усилий. Но когда философски сходит с ума Россия, которая даже и не успела как следует войти в него, это уже никуда не годится.

Мне трудно наблюдать за ситуацией, не живя в России, но то, что удается узнать, оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, удивляет и радует общий уровень интереса и внимания к философии, особенно у молодых людей. Но при всем том — какая недисциплинированность и какое беспризорство! Едва был снят марксистский ошейник, как началась и продолжается какая-то бешеная мода на так называемый постмодерн. Упиваются всякими деконструктивизмами, ризомами***, шизоанализами и черт знает чем. Всё это не мысли, а химия какая-то. Аналог этому я нахожу в пищевых добавках: канцерогенных усилителях вкуса и аромата, разного рода эмульгаторах. Хоть и приятно на вкус, но лучше воздержаться. Между тем стало совершенно обычным, когда молодой человек, студент или аспирант философии, иногда кандидат или даже больше того, сидит на французских декадентах, как на игле. Ну, с молодыми, может, еще образуется: перебесятся и поумнеют. Худо, когда этим страдают пожилые философы! Бывшие, так сказать, городовые, представляющиеся музыкальными критиками. Но преимущество марксизма, при всем его мракобесии, было в том, что он предполагал известное напряжение мысли. Для современных же дискурсов не требуется никакой мысли, вполне достаточно и слов. Главное, чтобы слова ставились друг возле друга по тому же признаку невменяемости, по которому ставятся друг возле друга вещи в музеях современного искусства. Мне показали недавно текст, в котором я прочитал такое: «Покончившая с приватизацией ануса, с геополитической собранностью тела, структура коммунального надзора за общественной уборной и становится той точкой кристаллизации, которая заново собирает и фрагментирует все бывшее городское пространство. Стратегия коммунального надзора над общественной уборной, собирающая топос коммунального квартирного сосуществования, — склока, скандал. Скандал эффективно разрушает всякую семейную эдипализацию, всякую возможность приватных пространств». Надо услышать этот текст в исполнении какого-нибудь телевизионного юмориста. Говорится: «геополитическая собранность тела». А слышится: «Какой я умный!» Если автору двадцать лет, можно еще на что-то надеяться. Но если больше двадцати, то случай серьезный. О чем тут можно спорить, так это о том, чего здесь больше: подростковых амбиций или слабоумия.

Вот так (хочется надеяться, не только так) сегодня в России делается философия. Дело даже не в том, что цитированный текст списан из французской книжки. Во французских книжках он выглядит совсем иначе. Пристрастие французов к фекалиям, гнили и прочим нечистотам стало едва ли не со времен Рабле общим местом. Английский путешественник Артур Янг описывает в восемнадцатом веке улицы Клермон-Феррана как «траншеи, прорезанные в куче дерьма», а главка «Отхожие места» в «Tableau de Paris» (1781–1788) Себастьена Мерсье написана чуть ли не с расиновским вдохновением. Я уже не говорю о современных философах (Сартр, Лакан). Но французы на то и французы, что даже в этом находят шарм. Смешно и нелепо, когда за это берется русский недоросль, так и норовящий переделёзить и перегваттарить оригинал.

Как быть? Наверное, надо начинать с принятия гигиенических мер. Прежде всего проветривать душу и ум от всех этих затхлых и гнилых дискурсов, как проветривают помещение со спертым воздухом. В целом же я не вижу другого выхода, кроме личных инициатив. Преподавай я философию в России или, что практичнее, имей я какие-то возможности в плане организации ее преподавания, я поставил бы во главу угла не оригинальничанье лекторов, а работу по усвоению классической философии. Дело не в терминологии — ей можно обучить и попугая, — а в умении мыслить проблемы. Скажем, кто-то владеет языком, родным или чужим, но какой толк в этом, если ему при этом нечего сказать! Философ — это тот, кто думает, прежде чем говорит. Сегодня предпочитают обратный вариант. А ведь по такому же принципу становятся сегодня художниками, композиторами, писателями. Можно поставить друг возле друга несполоснутый унитаз, кусок проволоки, прогорклое масло, обрывки газет, плюнуть на все это (буквально) и выставить где-нибудь в престижном музее искусства. Но так же ставят друг возле друга и слова, сбывая это потом как литературу или философию. Аналогия напрашивается сама собой. Подобно тому как кучка террористов держит под страхом тысячи заложников, так и кучка так называемых интеллектуалов захватила культурное пространство и терроризирует читателей, зрителей или слушателей. Речь идет в первую очередь не о том, как избавиться от этого. Речь идет прежде всего о том, как понять это: понять, что тебя дурачат, а ты, из боязни прослыть несовременным, почтительно замираешь перед семейной эдипализацией или приватизацией ануса.

Я думаю, должны быть обязательные и определяющие дальнейшую возможность учебы программы по истории философии (начиная с гегелевской). Философию нужно знать в ее адекватном и вменяемом — классическом — состоянии, прежде чем портить мозговые желудочки «ананасами в шампанском». Постмодерн и все современное я оставил бы на последний семестр, чтобы студент знакомился с ним, уже будучи зрелым и сильным, а не отравлялся им с самого начала. Делают же во время эпидемий прививки. Ну так вот, есть и умственные, интеллектуальные эпидемии, от которых тоже защищаются соответствующими прививками.

*Невежество, неученость (словарь В. Даля).

**Bloomsday — день Джеймса Джойса и его романа «Улисс», отмечаемый в Ирландии 16 июня (в этот день происходит действие романа).

***От фр. rhizome (корневище) — понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности.

Интервью брали:
Александр Механик, обозреватель журнала «Эксперт».
Дан Медовников, заместитель главного редактора журнала «Эксперт»

Возраст: 40 C нами с 24.05.2008 Репутация: **101**

Небольшая икона, обретенная девочкой Матроной на недавно присоединенной инородческой окраине Российского царства, стала вскоре всенародной святыней, знамением Небесного покрова Божией Матери, явленного всей Русской Церкви, ибо душа православного народа чувствовала особое участие Пречистой Владычицы в исторических судьбах Родины. Не случайно Казанский образ является списком с древней Влахернской иконы (празднование 7 июля), написанной , и относится по иконографическому типу к иконам, именуемым Одигитрия-Путеводительница. Много раз "Матушка Казанская" указывала путь к победе русским православным воинам в исполнении их священного долга перед Богом и Родиной.

В год явления ее в Казани (по другим источникам двумя годами позже) начался знаменитый поход "за Казань" (за Уральские горы) блаженного Германа, казачьего атамана Ермака Тимофеевича Повольского (†1584), увенчавшийся присоединением Сибири. Благодатной энергии, излученной чудотворным образом, было достаточно, чтобы за несколько десятков лет русские землепроходцы-миссионеры прошли на восток, "встречь солнца" многие тысячи километров и в праздник Покрова в 1639 году вышли в первое плавание по Тихому океану, благовествуя спасение окрестным народам.

Православные воины и миссионеры шли на восток, отступники бежали на запад. Волной самозванцев и "воровских людей" старались затопить Русь в начале ХVII столетия иезуиты. Промыслом Божиим в период польского нашествия (1605-1612), который народ назвал "Смутным временем", Русскую Церковь возглавлял великий исповедник Православия - священномученик Ермоген, Патриарх Московский и всея Руси, почитатель Казанской иконы Пресвятой Богородицы, автор "Сказания" о ней и Службы

В трудные дни, когда Москва была занята поляками, а по стране ширились усобицы и нестроения, непреклонный страдалец за Святую веру и Отечество, находясь под стражей, сумел тайно отправить в Нижний Новгород воззвание: "Пишите в Казань митрополиту Ефрему, пусть пошлет в полки к боярам и к казацкому войску учительную грамоту, чтобы они крепко стояли за веру, унимали грабеж, сохраняли братство, и как обещались положить души свои за дом Пречистой и за чудотворцев и за веру, так бы и совершили. Да и во все города пишите... везде говорите моим именем". Нижегородцы откликнулись на призыв первосвятителя. Собранное ополчение возглавил князь Димитрий Михайлович Пожарский.

Присоединившиеся к ополчению казанские дружины принесли с собой список с Казанской чудотворной иконы, которую в Ярославле передали князю Димитрию. Пресвятая Владычица взяла ополчение под Свое покровительство, и Ее заступлением была спасена Россия.

Огромные трудности испытывали русские войска: внутреннюю вражду, недостаток оружия и продовольствия. В осеннюю непогоду двинулось русское воинство на штурм Москвы, находившейся в руках поляков.

Трехдневный пост и усердная молитва пред Казанской иконой Божией Матери приклонили Господа на милость. В осажденном Кремле находился в то время в плену прибывший из Греции, тяжело больной от потрясений и переживаний, архиепископ Элассонский Арсений (впоследствии архиепископ Суздальский; † 1626; 13 апреля). Ночью келлия святителя Арсения вдруг озарилась Божественным светом, он увидел Преподобного Сергия Радонежского (память 5 июля и 25 сентября), который сказал: "Арсений, наши молитвы услышаны; предстательством Богородицы суд Божий об Отечестве преложен на милость; заутра Москва будет в руках осаждающих и Россия спасена".

Как бы в подтверждение истинности пророчества архиепископ получил исцеление от болезни. Святитель послал известие об этом радостном событии русским воинам. На следующий день, 22 октября 1612 года, русские войска, воодушевленные видением, одержали крупную победу и взяли Китай-город, а через 2 дня - Кремль.

В воскресенье, 25 октября, русские дружины торжественно, с Крестным ходом, пошли в Кремль, неся Казанскую икону. На Лобном месте Крестный ход был встречен вышедшим из Кремля архиепископом Арсением, который нес Владимирскую икону Богородицы, сохраненную им в плену. Потрясенный свершившейся встречей двух чудотворных икон Богородицы, народ со слезами молился Небесной Заступнице.

По изгнании поляков из Москвы князь Димитрий Пожарский, по данным Никоновской летописи, поставил святую Казанскую икону в своей приходской церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы, на Лубянке, в Москве. Позже иждивением князя-патриота на Красной площади был воздвигнут Казанский собор. Святая икона, бывшая в войсках Пожарского при освобождении Москвы, в 1636 году перенесена была в новоустроенный храм. Ныне этот святой образ находится в Богоявленском Патриаршем соборе Москвы.

В память освобождения Москвы от поляков установлено было совершать 22 октября особое празднование в честь Казанской иконы Божией Матери. Сначала это празднование совершалось лишь в Москве, а с 1649 года было сделано всероссийским.
Ну а с 2005 года традиция празднования Дня Казанской Иконы Божьей матери была восстановлена и в России. Хоть и под другим названием.

По материалам www.pravoslavie.ru

C нами с 30.11.2007 Репутация: **88.2**

Дар России: бронзовый Царь Давид на горе Сион. Раввин Гольдштейн: проблема в ухе

Сегодня, во вторник 7 октября, в Иерусалиме на горе Сион состоится открытие памятника Царю Давиду. Отлитое из бронзы изваяние легендарного царя иудеев получено израильскими властями в дар от российского благотворительного фонда Святителя Николая чудотворца, который является некоммерческой организацией.

Статуя установлена неподалеку от предполагаемой гробницы царя ("Кевер Давид"), под стенами церкви Успения Богородицы.

На освящение памятника приехала российская делегация из 120 человек, в составе которой 7 представителей епархий. Сегодня вечером состоится праздничная церемония в честь открытия скульптуры, в которой примут участие официальные представители Израиля. Ни на открытие памятника, ни на вечерние торжества не приглашали журналистов.

Вчера корреспондент NEWSru.co.il побывал на горе Сион в то время, когда памятник готовили к открытию, сняв с него покрывало.

Автор проекта скульптор Александр Демин и Александр Устенко, директор завода "Лит-Арт", где отливали статую, очищали скульптуру от пыли, покрывали ее воском и натирали до блеска бронзу. В это время представители ультраортодоксов подозрительно косились на бронзовое изваяние более чем двухметровой высоты и ждали появления своего раввина, чтобы услышать от него, как следует относиться к новому объекту.

Вопрос о том, запрещен или разрешен данный памятник, согласно канонам иудаизма, корреспондент NEWSru.co.il задал раввину горы Сион Мордехаю Гольдштейну. "Проблема заключается в форме уха этого памятника, – заявил раввин. – Если уха нет, или наличествует дефект, при котором ухо наполовину усечено – эта конструкция имеет право на существование. Так постановил (при обсуждении статуи Царя Давида – Прим. ред.) крупнейший духовный авторитет раввин Йосеф Шалом Эльяшив. Потому что не существует скульптуры человека без ушей. Но если, глядя на статую Давида, у нас создается впечатление, что ухо цело и невредимо, и лишь скрыто за волосами – тогда это непозволительно. Вопрос в том: есть ухо или нет его?"

По словам раввина Гольдштейна, предполагалось, что лицо царя будет выполнено в более абстрактной манере, но в первоначальный проект были внесены изменения. Тем не менее, раввина беспокоит не столько внешний вид памятника, сколько внутренний облик евреев, которые отказываются, в отличие от российских филантропов, от участия в строительных и реставрационных проектах на территории Иерусалима. "Ни одно сооружение в Иерусалиме, какое бы оно ни было, не может быть возведено за счет денег "гоев" (неевреев). Даже, если нееврей желает совершить акт благотворительности – мы, по религиозным канонам, не можем принять подобный дар, об этом еще Рамбам писал. Евреи должны отстраивать Иерусалим за собственный счет. Но именно ортодоксальные евреи не желают давать деньги – вот что мне больнее всего во всей этой истории. Я сам обращался к некоторым из них – речь идет не о миллионерах, а о миллиардерах – и они отвечали отказом. Это позор".

Как утверждает раввин Гольдштейн, памятник Царю Давиду является коллективным даром. Расходы на его создание и установку составили около 2 миллионов долларов. На табличке в основании памятника планировалось указать имена всех, кто участвовал в проекте, но из-за возникших споров по поводу написания имени Николая Чудотворца, установление доски с указанием имен жертвователей откладывается, ее будут переделывать.

"На английском имя дарителя звучит как Santa Claus. Санта Клаус – гой, нееврей, и это серьезная проблема, хотя наверняка, все, принимавшие участие в создании памятника – прекрасные люди", – заявил раввин Гольдштейн.

Исполнительный директор благотворительного фонда Святителя Николая Чудотворца Николай Горячкин разъяснил корреспонденту NEWSru.co.il, что статуя Царя Давида была установлена на горе Сион в Иерусалиме при полном согласии израильских властей. "Все наши программы осуществляются с благословления российской православной церкви, в теснейшем контакте и, как правило, по инициативе властей, на территории которых мы реализуем наши проекты. Иерусалимский проект – совместный. В выборе эскиза памятника принимала участия израильская сторона, все пожелания которой были учтены".

В ответ на вопрос корреспондента, как удалось добиться согласия мэра Иерусалима Ури Луполянского, который является предстателем еврейской религиозной общины, Горячкин ответил: "Всем этим занималась израильская сторона. Мы только руководили техническими вопросами по изготовлению памятника и его доставке его сюда. Это все, что я могу сказать. Поскольку вопрос очень серьезный, то контакты осуществлялось на самом высоком уровне".

Горячкин также сообщил, что скульптура Царя Давида в Иерусалиме – 20-й памятник, установленный фондом, и второй по счету монумент за пределами России: "На территории России, мы ставим памятники православным святым, в основном, по границе. Они как бы охраняют территорию государства. Это изображения исторических покровителей России".

По словам другого нашего источника, пожелавшего сохранить анонимность, установка памятника является благотворительной совместной российско-израильской акцией, в рамках которой жертвователи выделили деньги на реставрацию комплекса, известного под названием гробницы Царя Давида, где уже начался ремонт. Источник также подтвердил, что израильские раввины дали свое согласие на появление монументального изваяния в его нынешнем виде в столице Израиля.

Материал подготовила Мария Горовец:Источник: NEWSru.co.il
http://www.vestnik.co.il/2008/10/07/pamyatnik.html

Возраст: 40 C нами с 24.05.2008 Репутация: **101**

Американские исследователи из медицинского колледжа Альберта Эйнштейна и Yeshiva University заявляют, что посещение религиозных заведений по крайней мере раз в неделю уменьшает риск смерти приблизительно на 20% . Такие выводы основаны на анализе здоровья и образа жизни более 92 тыс. участников, придерживающихся различных религиозных конфессий: те, кто часто ходил в церковь, имел 20-процентное сокращение риска смерти, однако не обладал изменениями в показателях заболеваемости.

Для оценки влияния религиозности на смертность и заболеваемость эксперты рассмотрели факторы конфессиональной принадлежности, частоты посещения религиозных служб, а также состояние здоровья людей. Медики подчеркивают, что не пытались "измерить" духовность, а постарались изучить роль религии для здоровья, поскольку в жизни многих людей этот фактор играет важную роль для определения привычек и норм поведения, включая алкогольное употребление, курение, режим питания, сексуальное поведение и так далее. Специалисты полагают, что подобные общинные организации и регулярные групповые мероприятия способствуют социализации, психо-эмоциональному спокойствию и способны в целом улучшить качество жизни. Тем не менее физические процессы, ответственные за эту связь, ещё не до конца поняты медиками и требуют дальнейшего исследования.
http://www.ami-tass.ru/article/42612.html

Возраст: 40 C нами с 24.05.2008 Репутация: **101**

РЕЛИГИЯ И ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ
Макс Планк

Доклад, прочитанный в мае 1937 года в Дерптском университете.
Мах Planck. Religion und Naturwissenschaft.
Vortrag gehalten im Baltikum (Mai 1937) von Dr. Max Pfanck.
2te unverand. Auflage. Joh. Ambrosius Barth Verl. Leipzig,1938.

Многоуважаемые дамы и господа!

В прежние времена естествоиспытатель, желая рассказать широкому кругу лиц, состоящему не только из специалистов, о теме, относящейся к своей работе, был вынужден, для того чтобы пробудить у слушателей некоторый интерес, связывать по возможности свои рассуждения в первую очередь с наглядными, взятыми из жизни представлениями. Он должен был оперировать примерами из техники, метеорологии или биологии и, исходя из них, разъяснять те методы, посредством которых наука пытается продвинуться от конкретных частных вопросов к познанию всеобщих закономерностей. Теперь дело обстоит иначе. Точная методика, которой пользуется естествознание, показала себя за многие годы столь плодотворной, что позволяет ныне подойти к менее очевидным вопросам, чем вышеназванные, и с успехом применяется к проблемам психологии, теории познания и даже к общим мировоззренческим проблемам, исследуя их с естественнонаучной точки зрения. Можно, пожалуй, сказать, что в данный момент не существует ни одного сколько-нибудь абстрактного вопроса человеческой культуры, который не был бы как-то связан с естественнонаучной проблематикой.

Поэтому пусть не покажется излишне дерзкой попытка естествоиспытателя высказаться здесь, в Прибалтике, отличающейся упорной волей к культуре, о предмете, значение которого для всей нашей культуры все больше проявляется по мере ее развития и который, без сомнения, будет иметь решающее значение в предстоящей ее судьбе.

I

"А теперь скажи, как ты относишься к религии?"

Если какие-либо столь же просто сказанные слова в гетевском "Фауfсте" лично затрагивают даже самого избалованного слушателя, возбуждая в глубине его души тайное напряжение, то это именно сей робкий вопрос невинной девушки, заботящейся о своем счастье, адресованный ею возлюбленному, который служит для нее высшим авторитетом. Ибо это - тот самый вопрос, который испокон веков внутренне тревожит бесчисленное множество людей, жаждущих душевного мира и одновременно стремящихся к познанию.

Фауст же, несколько смущенный наивным вопросом, как бы защищаясь, отвечает: "Не хочу никого лишать его чувства и его Церкви".

Вряд ли можно найти лучший эпиграф к тому, что я хотел бы сегодня вам сказать, многоуважаемые дамы и господа. Я ни в коей мере не желал бы даже в малейшей степени попытаться поколебать почву под ногами у тех, кто в ладу со своей совестью и кто уже обрел прочную опору, что для нас важнее всего в жизни. Это было бы безответственно как по отношению к тем, кто столь тверд в своей религиозной вере. что на него не может повлиять естественнонаучное познание, так и по отношению к тем, кто отказывается от занятий религией и довольствуется этикой, диктуемой непосредственным чувством. Но такие люди, вероятно. образуют меньшинство. Ибо слишком впечатляющи уроки истории всех времен и народов, которая учит нас, что именно наивная, ни в чем не поколебимая вера, которую религия дарит своим приверженцам, дает наиболее мощные стимулы к творчеству, причем в области политики не меньше, чем в искусстве и науке.

Этой наивной веры, и в этом мы не смеем обманываться, теперь уже нет даже в самых широких слоях народа; ее нельзя оживить задним числом с помощью рассуждений и предписаний. Ибо верить - это значит принимать нечто за бесспорную истину. Однако познание природы, непрестанно нащупывающее верные пути, привело к тому, что для человека, хотя бы немного знакомого с естественными науками, ныне просто невозможно признавать правдивость многих сообщений о чрезвычайных событиях, противоречащих законам природы, о чудесах природы, которые, как правило, служили важными подпорками, подкреплявшими истинность религиозных учений, и которые раньше безо всякого критического анализа воспринимались просто как факты.

Перед теми же, кто действительно всерьез относится к своей вере и кому невыносимо, если она впадает в противоречие с его знаниями, стоит вопрос совести: может ли он, оставаясь честным, причислять себя к религиозному сообществу, включающему в свое учение веру в чудеса природы?

Какое-то время многие еще могли сохранить определенное равновесие, не доходя до крайностей и ограничиваясь признанием только некоторых чудес, не считающихся особенно важными. Однако долго на такой позиции удержаться невозможно. Шаг за шагом вера в чудеса природы должна отступить перед твердо и неуклонно развивающейся наукой, и мы не можем сомневаться в том, что рано или поздно она сойдет на нет. Уже сегодня наша подрастающая молодежь, которая и без того, как известно, явно критически относится к представлениям прошлого, не приемлет навязывания ей учений, которые, по ее мнению, противоречат природе. И именно наиболее духовно одаренных молодых людей, призванных в будущем занять ведущее положение, которым нередко свойственно страстное стремление к тому, чтобы добиться воплощения своих религиозных помыслов, наиболее чувствительно задевают подобные несоответствия. Чем искреннее они стремятся примирить свои религиозные и естественнонаучные воззрения, тем сильнее они от этого страдают.

При таких обстоятельствах не следует удивляться тому, что атеистическое движение, объявляющее религию преднамеренным обманом и выдумкой властолюбивых священников, у которого благочестивая вера в высшую силу над нами встречает лишь слова насмешки, усердно использует естественнонаучное познание, продолжая, якобы в союзе с ним, все более быстрыми темпами оказывать разлагающее влияние на все слои народа по всей земле. Мне не нужно более подробно разъяснять, что с победой этого движения жертвами уничтожения стали бы не только наиболее ценные сокровища нашей культуры, но и, что еще ужаснее, - надежды на лучшее будущее.

Так что вопрос Гретхен, адресованный ее избраннику, к которому она питает глубокое доверие, обретает глубочайшее значение для всякого, кто хочет знать, действительно ли прогресс естественных наук имеет своим следствием деградацию истинной религии.

Ответ Фауста, высказанный им со всеми предосторожностями и со всей возможной деликатностью, не может нас удовлетворить по двум причинам: во-первых, следует учесть, что этот ответ по форме и содержанию рассчитан на понимание неграмотной девушки и тем самым не может воздействовать ни на наш разум, ни на наше воображение и чувства, а во-вторых - и это гораздо важнее,- следует учесть, что это слова Фауста, обуреваемого страстями и находящегося в союзе с Мефистофелем. Я уверен, что спасенный Фауст, каким он предстает в конце второй части, ответил бы на вопрос Гретхен иначе. Но я со своими догадками не посмею пытаться проникнуть в тайну, которую унес с собою поэт. Скорее, я попытаюсь с точки зрения ученого, воспитанного в духе точного исследования природы, осветить вопрос - можно ли совместить (и насколько успешно) истинное религиозное сознание с естественнонаучным познанием, или, говоря короче, - может ли человек, получивший естественнонаучную подготовку, быть одновременно и истинно религиозным человеком?

С этой целью рассмотрим вначале порознь два частных вопроса: 1) какие требования предъявляет религия к вере своих последователей и каковы признаки истинной религиозности? 2) каковы законы, которым нас учит естествознание, и какие истины в нем считаются непреложными? Ответы на эти вопросы дадут нам возможность решить, совместимы ли и если да, то в какой мере требования религии с требованиями естествознания и могут ли поэтому религия и естествознание сосуществовать, не вступая в противоречие друг с другом.

II

Религия есть связь человека с Богом. Она основана на благочестивом страхе перед неземной силой, которой подчиняется человеческая жизнь и которая держит в своей власти наше благо и наши страдания. Найти в своих устремлениях согласие с этой силой, снискать ее благосклонность - вот постоянное стремление и высшая цель религиозного человека. Ибо только так он может чувствовать себя укрытым от опасностей (предвидимых и непредвидимых), угрожающих ему в этой жизни, и только так он сможет добиться самого чистого счастья, связанного с внутренним миром в своей душе, который может быть гарантирован только твердым союзом с Богом и безусловной верой в Его всемогущество, в Его готовность помочь. В этом смысле корень религии - в сознании отдельного человека.

Но ее значение простирается за пределы сознания отдельного человека. Религия не столько присуща каждому отдельному человеку, сколько претендует на действенность и значение для большого сообщества, для народа, расы и - в конечном итоге - для всего человечества. Ибо Бог правит одинаковым образом во всех странах, Ему подчиняется весь мир с его сокровищами и ужасами, и нет такой области ни в царстве природы, ни в царстве духа, в которую Он, будучи вездесущим, постоянно не проникал бы.

Поэтому исповедание религии объединяет ее приверженцев в обширный союз, ставя перед ними задачу достичь взаимопонимания на базе религии, найти общее выражение для своей веры. Но это возможно лишь в том случае, если содержание религии принимает определенную внешнюю форму, которая благодаря своей наглядности пригодна для взаимопонимания. Вполне естественно, что при большом различии между народами и условиями их жизни эта наглядная форма в разных частях света сильно варьирует и что именно поэтому в ходе истории возникло много разновидностей религии. Но, наверное, общим, наиболее близким для всех религий является представление о Боге как о личности пли во всяком случае как о ком-то, кто подобен человеку. Тем не менее о свойствах Бога бытуют самые различные представления. У каждой религии есть своя определенная мифология и свои определенные ритуалы, которые у более высоко развитых религий доведены до тончайших подробностей. Отсюда возникают определенные наглядные символы, предназначенные для отправления религиозного культа, способные непосредственно воздействовать на силу воображения широких слоев народа, тем самым пробуждая в них интерес к религиозным проблемам и приближая их к пониманию сущности Бога.

Таким образом, поклонение Богу, благодаря систематическому обобщению мифологических преданий и сохранению торжественных ритуальных обрядов, приобрело внешне символический характер. На протяжении столетий значение подобных религиозных символов все усиливалось в результате передачи традиций от поколения к поколению и регулярному воспитанию в религиозном духе. Святость непостижимого Божества как бы придает святость постижимым символам. Отсюда возникли существенные стимулы для искусства. Действительно, искусство получило сильный толчок к развитию, поставив себя на службу религии.

Но здесь, наверное, следует отметить различие между искусством и религией. Основное значение произведения искусства - в нем самом. И хотя, как правило, оно обязано своим возникновением внешним обстоятельствам и в соответствии с этим часто дает повод к уводящим в сторону ассоциациям, все же, в основном, оно довлеет само себе и не нуждается для правильного восприятия в какой-либо интерпретации. Особенно ясно это видно на примере самого абстрактного из всех искусств - музыки.

Религиозный же символ всегда направлен за пределы самого себя. Его смысл никогда не исчерпывается им самим, сколь бы почетное положение он ни занимал, - положение, которое придает ему возраст и благочестивая традиция. Это очень важно подчеркнуть ввиду того, что отношение к тем или иным религиозным символам в течение столетий подвержено неизбежным колебаниям, обусловленным развитием культуры. Заботясь об истинной религиозности, важно подчеркнуть, что эти колебания не затрагивают истинный смысл этих символов - того что стоит за и над ними.

Один лишь пример из многих частных примеров: крылатый ангел испокон веков считался прекраснейшим из воплощений образа слуги и посланца Божьего. Ныне же современное анатомическое и научное воображение мешает некоторым найти красоту в этом символе по той простой причине, что подобное крылатое существо физиологически невозможно. Однако это обстоятельство ни в коей мере не должно повлиять на их религиозное сознание. Им нужно лишь воздержаться от того, чтобы испортить благочестивое настроение тем, кому вид крылатого ангела дарит радость и утешение.

Однако гораздо более серьезную опасность таит в себе переоценка значения религиозных символов со стороны атеистов. Одним из наиболее излюбленных приемов этого движения, направленного на подрыв всякой истинной религиозности, являются нападки на издревле утвердившиеся религиозные обычаи и нравы, презрение и насмешка над религиозной символикой как над чем-то безнадежно устаревшим. Подобными нападками на символы веры они думают задеть саму религию, и это им удается тем легче, чем характернее и своеобразнее эта символика и эти обычаи. Уже не одна религиозная душа стала жертвой подобной тактики.

Против этой опасности нет лучшей защиты, чем уяснить себе что религиозный символ, сколь бы ни был он достоин почитания, никогда не представляет собой абсолютной ценности, а всегда является лишь более или менее совершенным указанием на Высшее, непосредственно не доступное восприятию.

При таких обстоятельствах, наверное понятно, что на протяжении всей истории религии постоянно возникала мысль ограничить употребление религиозных символов или даже полностью устранить их, рассматривая религию скорее как дело абстрактного разума. Однако даже краткое размышление показывает, что подобная мысль совершенно необоснованна. Без символов было бы невозможно взаимопонимание и вообще - всякое общение между людьми. Это касается не только религиозного, но и любого человеческого общения. Ведь даже язык сам по себе является не чем иным, как символом для выражения мысли, т.е. чего-то более высокого, чем сам язык. Конечно, даже отдельное слово само по себе может возбуждать определенный интерес, но, строго говоря, само слово есть просто последовательность букв, служащая для обозначения некоторого понятия, которое и определяет его значение. Для этого же понятия в принципе неважно, представлено оно тем или иным словом, выражено ли оно на том или ином диалекте. При переводе слова на другой язык выражаемое им понятие сохраняется.

Или другой пример. Символом уважения и чести овеянного славой полка является его знамя. Считается, что чем оно старше, тем выше его ценность. А знаменосец почитает для себя наивысшей обязанностью ни в коем случае не бросать знамя в бою, в крайнем случае укрыть его собственным телом, даже если для этого придется пожертвовать своей жизнью. И все же знамя есть символ, простой кусок цветной материи. Враг может захватить его, вывалять в грязи или разорвать, но этим он не в состоянии уничтожить то высокое, символом чего является это знамя. Полк сохранит свою честь, завоюет новое знамя и, быть может, подобающим образом отомстит за позор.

Так же, как в армии и вообще в любом сообществе, перед которым стоят высокие задачи, в религии совершенно необходимы символы и церковный ритуал. Они обозначают самое высокое и наиболее достойное почитания, созданное силой обращенного к небу воображения. Однако никогда не следует забывать, что даже самый священный символ имеет человеческое происхождение.

Если бы эта истина учитывалась во все времена, то человечество избежало бы бесконечных страданий и боли. Ибо причину ужасных религиозных войн, жестоких преследований еретиков со всеми их печальными последствиями в конце концов следует искать лишь в столкновении известных контртезисов, каждый из которых имеет определенное оправдание. Конфликт возникал лишь вследствие того, что некая общая незримая идея, например, идея о всемогуществе Бога, была спутана с не совпадающими с нею зримыми средствами выражения, т.е. вследствие различий в церковных исповеданиях. Наверное, нет ничего более печального, чем видеть, как из двух жестоко враждующих между собой противников каждый считает себя обязанным, будучи полностью убежден и вдохновлен справедливостью своего дела, посвятить борьбе свои лучшие силы, вплоть до самопожертвования. Сколь многое можно было бы созидать, если бы можно было сплотить эти драгоценные силы в сфере религиозной деятельности вместо того, чтобы стремиться уничтожить друг друга.

Глубоко религиозный человек, утверждающий свою веру в Бога через почитание хорошо знакомых ему религиозных символов, в то же время не привязан к ним, понимая, что могут существовать и другие столь же религиозные люди, для которых священными являются другие близкие им символы, подобно тому, как какое-то определенное понятие остается адекватным самому себе, на каком бы языке оно ни выражалось.

Но признаки истинно религиозного сознания этим вовсе не исчерпываются. Ибо теперь возникает другой - уже принципиальный - вопрос: нокоится ли Высшая Власть, стоящая за религиозными символами и придающая им значение, лишь в душе человека; но, значит, она и угасает вместе с ним или же она представляет собой нечто большее? Другими словами: живет ли Бог только в душе верующего или же Он правит миром независимо от того, верят в Него или нет? Вот тот пункт, в котором мнения окончательно и принципиально расходятся.

Это невозможно и никогда не будет возможно объяснить научным путем, т.е. на основании логических, основанных на фактах заключений. Напротив, ответ на этот вопрос есть всецело дело религиозной веры. Религиозный человек на это отвечает, что Бог существовал еще до того, как человек появился на Земле, и что Он от века держал в своих всемогущих руках верующих и неверующих, что Он восседает на высоте, непостижимой для человеческого разумения, и будет восседать там и тогда, когда Земля со всем, что на ней есть, уже давно превратится в развалины. К истинно религиозным людям могут причислять себя все и те и только те, кто исповедует эту веру и кто, проникнувшись ею, чувствует себя защищенным всемогущим Богом от всех опасностей жизни, почитая Его и беспредельно доверяя Ему.

Вот основное содержание тех истин, признания которых религия требует от своих приверженцев. Посмотрим же теперь, уживаются ли эти требования с требованиями науки, в частности - естествознания, а если уживаются, то как?

III

Приступая к рассмотрению того, каким законам учит нас наука и какие истины в ней считаются незыблемыми, мы упростим себе задачу и тем не менее полностью достигнем своей цели, если рассмотрим физику - самую точную из всех естественных наук. Именно она в первую очередь могла бы противопоставить результаты своих исследований постулатам религии. Следовательно, мы должны задаться вопросом, к каким результатам в области познания пришла физическая наука, включая исследования новейшего времени, и какие ограничения религиозной веры могли бы возникнуть вследствие этого?

Вряд ли нужно говорить, что в процессе исторического развития науки результаты физических исследований и вытекающие из них представления изменялись не беспорядочно, а лишь постоянно совершенствовались и уточнялись. Таким образом, результаты, полученные к настоящему времени, могут с большой надежностью считаться за истинные.

В чем же состоит основной смысл этих результатов? Прежде всего нужно сказать, что все результаты, полученные физикой, основываются на измерениях, а все измерения производятся в пространстве и во времени, причем масштабы измеряемых величин варьируют в исключительно широких пределах. Приблизительное представление о расстоянии, отделяющем нас от тех областей космоса, из которых до нас доходят хоть какие-то данные, можно получить, если учесть, что свет, проходящий расстояние от Луны до Земли примерно за секунду, достигает нас, преодолевая соответствующий путь, через много миллионов лет. С другой стороны, физике приходится иметь дело и с такими малыми величинами пространства и времени, для наглядного представления которых можно воспользоваться отношением величины булавочной головки ко всему земному шару.

На основании самых разнообразных измерений выявилось, что все без исключения физические явления могут быть сведены к механическим или электрическим процессам, вызванным движением определенных элементарных частиц, таких, как электроны, позитроны, протоны, нейтроны, причем как масса, так и заряд каждой из этих элементарных частиц выражаются точно определенными и весьма малыми величинами. Эти величины могут быть выражены тем точнее, чем более совершенными будут методы измерения. Эти малые величины, так называемые универсальные константы, в некотором смысле образуют те неизменные строительные кирпичики, из которых строится здание теоретической физики.

В чем же, собственно, должны мы теперь спросить, состоит значение этих констант? Являются ли они в конечном счете изобретением человеческого гения или же они обладают также и реальным смыслом, не зависящим от человеческого интеллекта? Первое утверждают сторонники позитивизма, во всяком случае, его крайних форм. По их мнению, у физики нет других оснований, кроме измерений, на которых она зиждется, и физическая гипотеза имеет смысл лишь постольку, поскольку она подтверждается измерениями. Однако поскольку каждое измерение предполагает присутствие наблюдателя, то с точки зрения позитивизма содержание физического закона совершенно невозможно отделить от наблюдателя и этот закон теряет свой смысл, если только попытаться представить себе, что наблюдателя нет, а за ним и его измерениями стоит что-то иное, реально существующее и не зависящее от самого измерения.

С чисто логической точки зрения возразить против такого подхода нельзя, и все же при более близком рассмотрении его следует признать недостаточно эффективным. Дело в том, что при этом игнорируется одно обстоятельство, которое имеет решающее значение для углубления и развития научного познания. Сколь бы свободным от предварителытых условий ни казался позитивистский подход, все же он, если не желает впасть в неразумный солипсизм, должен опираться на одно фундаментальное предположение, а именно, что всякое физическое измерение является воспроизводимым, т.е. что его результат не зависит от индивидуальности измеряющего, а также от места и времени измерения, как и от прочих сопутствующих обстоятельств. Но из этого следует, что нечто, решающее для результатов измерения, находится за пределами наблюдателя, а это необходимым образом приводит к вопросу о наличии реальных причинных связей, не зависящих от наблюдателя.

Конечно, нужно признать, что позитивистский подход обладает своеобразной ценностью, ибо он помогает наглядно разъяснить значение физических законов, отделить эмпирически доказанное от эмпирически недоказанного, устранить эмоциональные предрассудки, опирающихся лишь на долголетние привычные воззрения, и тем самым проложить дорогу прогрессивным научным исследованиям. Однако, чтобы вести по этой дороге, позитивизму не хватает необходимой мобилизующей энергии. Хотя он и может устранить некоторые препятствия на пути познания, но все же не в состоянии плодотворно созидать, так как его деятельность направлена преимущественно на критику и его взгляд устремлен назад. Для продвижения же вперед необходим творческий поиск новых связей идей и проблем, не выводимых из одних только результатов измерений, а выходящих за их пределы, что принципиально отрицается позитивизмом. Поэтому позитивисты всех направлений встретили в штыки введение атомистической теории, а с нею - вышеназванных универсальных констант. Это понятно, так как справедливость этих гипотез является наглядным доказательством наличия в природе реальности, не зависящей от любых человеческих измерений.

Безусловно, последовательный позитивист и в наши дни мог бы назвать универсальные константы только изобретением, которое оказалось чрезвычайно полезным, поскольку оно делает возможным точное и полное описание результатов самых различных измерений. Однако вряд ли найдется настоящий физик, который всерьез отнесется к подобному утверждению. Универсальные константы не были придуманы по соображениям целесообразности - физика была вынуждена их принять как неизбежное следствие совпадения результатов всех специальных измерений, и - что самое существенное - мы заранее точно знаем, что и все будущие измерения приведут к тем же константам.

Подводя итоги, можно сказать, что физическая наука требует принятия допущения о существовании реального и не зависящего от нас мира, который, однако, мы не в состоянии воспринимать непосредственно, но лишь через призму наших органов чувств и опосредованных ими измерений.

Продолжая развивать это допущение, мы вынуждены будем изменить наше восприятие мира. Субъект наблюдения, наблюдающее "Я", перестанет быть центром мышления и займет подобающее ему весьма скромное место. И в самом деле, насколько жалкими и маленькими, насколько бессильными мы, люди, должны себе казаться, если вспомнить о том, что Земля, на которой мы живем, есть лишь мельчайшая пылинка в поистине бесконечном пространстве космоса, т.е. фактически ничто, и насколько странным, с другой стороны, должно нам казаться то, что мы, крошечные существа на произвольно малой планете, в состоянии познать пусть не сущность, но хотя бы наличие и размеры элементарных кирпичиков всего огромного мироздания.

Но на этом чудеса не кончаются. Несомненный результат физических исследований состоит в том, что эти элементарные кирпичики мироздания не громоздятся хаотично отдельными, не связанными друг с другом группами, а сложены все по единому плану. Другими словами, во всех процессах природы царит универсальная, в определенной степени познаваемая для нас закономерность. Упомяну в этой связи лишь один пример: принцип сохранения энергии. В природе существуют различные виды энергии: энергия механического движения, гравитации, теплоты электричества, магнетизма. Вместе все виды энергии образуют энергетический запас мира, величина которого неизменна. Ни один процесс в природе не может ни увеличить, ни уменьшить его. Все встречающиеся изменения в действительности заключаются лишь во взаимопреобразованиях энергии. Например, при потерях энергии движения за счет трения возникает эквивалентная величина тепловой энергии.

Принцип сохранения энергии распространяется на все области физики - как на классическую, так и на квантовую теорию. Несмотря на многочисленные попытки опровергнуть значимость этого принципа для процессов, происходящих на атомном уровне, и приписать действию этого закона в отношении указанных процессов лишь статистический характер, точная проверка в каждом из известных до сих пор случаев показала безуспешность подобных попыток. Таким образом, не существует никаких причин для отказа в признании этого принципа абсолютно точным законом природы.

Со стороны позитивистов часто приходится слышать критическое возражение: поразительная действенность подобного принципа вовсе не должна удивлять. Загадка объясняется просто тем обстоятельством что законы природе предписаны самим человеком. Утверждая это ссылаются даже на авторитет Иммануила Канта.

О том, что законы природы не изобретены человеком, а, наоборот, что их признание навязано ему извне, мы, вероятно, говорили уже достаточно. С самого начала мы как раз могли бы представить законы природы, равно как и значения универсальных констант, совершенно отличными от действительности. Что же касается ссылки на Канта, то тут имеет место явное недоразумение. Ибо Кант учил не тому, что человек просто предписывает природе ее законы, он учил, что человек, формулируя законы природы, добавляет и кое-что от себя. Иначе как можно было бы представить себе, что Кант, по его же собственным словам, ни перед чем не испытывал такого глубокого благоговения, как перед видом звездного неба? Ведь перед тем, что привнесено от себя, самим придумано, обычно не испытывают глубочайшего благоговения. Позитивисту подобное благоговение чуждо. Для него звезды суть не что иное, как воспринимаемые нами комплексы оптических ощущений. Все остальное, по его мнению, является полезным, но в принципе произвольным и необязателгаым дополнением.

Теперь, однако, оставим позитивизм в стороне и проследим дальше за ходом нашей мысли. Ведь принцип сохранения энергии является не единственным законом природы, а лишь одним из многих. Хотя он и действителен в каждом отдельном случае, его явно недостаточно для того, чтобы рассчитать наперед ход естественного процесса во всех его подробностях, так как он оставляет открытым еще бесконечное множество других вопросов.

Существует другой, гораздо более универсальный закон, особенность которого состоит в том, что он дает однозначный ответ на каждый осмысленный вопрос, касающийся протекания естественного процесса. Этот закон, равно как и принцип сохранения энергии, не потерял своего значения и в современной физике. Однако самым большим чудом следует считать тот факт, что адекватная формулировка этого закона вызывает у каждого непредубежденного человека впечатление, будто природой правит разумная, преследующая определенную цель воля.

Поясним это на частном примере. Как известно, луч света, падающий под углом на поверхность прозрачного тела, например, воды, отклоняется от своего направления, входя в это тело. Причина этого отклонения кроется в том, что свет в воде распространяется медленнее, чем в воздухе. Подобное отклонение, или преломление, имеет место и в атмосферном воздухе, потому что в более низких и более плотных слоях атмосферы свет распространяется медленнее, чем в более высоких. Когда луч света, исходящий от звезды, попадает в глаз наблюдателя, его траектория, за исключением того случая, когда звезда находится в зените, будет обладать более или менее сложным искривлением вследствие различия коэффициентов преломления в различных слоях атмосферы. Это искривление полностью определяется следующим простым законом: из всех траекторий, которые ведут от звезды к глазу наблюдателя, свет всегда выбирает как раз ту, для прохождения которой ему, с учетом различия скоростей распространения в различных слоях атмосферы, требуется меньше всего времени. Иначе говоря, фотоны, образующие луч света, ведут себя как разумные существа. Из всех находящихся в их распоряжении кривых они выбирают всегда ту, которая быстрее всего приводит их к цели.

Этот закон великолепно поддается обобщению. После всего того, что нам известно о законах, управляющих процессами в физических системах, мы можем охарактеризовать протекание всякого процесса во всех подробностях, утверждая, что из всех мыслимых процессов, которые переводят систему, находящуюся в определенном состоянии, в другое состояние, реализуется тот, для которого интеграл определенной величины, взятый по времени (так называемая функция Лагранжа), имеет минимальное значение. Другими словами, если знать выражение функции Лагранжа, то можно полностью предсказать, как будет протекать процесс в действительности.

И впрямь неудивительно, что открытие этого закона, так называемого принципа наименьшего действия, по которому позже был назван и элементарный квант действия, привел в неописуемый восторг его автора Лейбница, так же, как вскоре и его последователя Мопертюи. Эти исследователи сочли, что они сумели найти в нем осязаемый признак проявления Высшего Разума, всемогуще господствующего над природой. И в самом деле принцип наименьшего действия вводит в понятие причинности совершенно новую идею: к Causa efficiens (причине, действие которой простирается из настоящего в будущее и представляющей более поздние состояния обусловленными более ранними) добавляется Сausa finalis, которая, наоборот, делает будущее, т.е. цель, к которой определенно стремятся, предпосылкой тех процессов, которые приводят к этой цели.

Ecли ограничиться областью физики, то оба этих подхода являются лишь различными математическими выражениями одного и того жe содержания и ни к чему было бы задаваться вопросом, какой из них больше приближается к истине. Использование того или другого зависит только от практических соображений. Основное преимущество принципа наименьшего действия состоит в том, что он не нуждается для своей формулировки в определенной системе отсчета. Поэтому этот принцип также великолепно подходит для преобразования координатных систем. Но нас сейчас интересуют более общие вопросы. Мы лишь хотели констатировать, что развитие исследований в области теоретической физики исторически наглядным образом привело к формулировке физической причинности, которая обладает явно выраженным телеологическим характером. Однако за счет этого в закономерности природы вовсе не привносится нечто содержательно новое или - тем более - противоречащее им. Речь скорее идет об отличающемся по форме, а по сути совершенно равноправном подходе. По всей видимости, и в биологии существует нечто аналогичное тому, что мы наблюдали в физике, однако различие обоих подходов там приняло существенно более резкие формы.

В любом случае, резюмируя сказанное, мы можем утверждать, что в соответствии со всем. чему учит точное естествознание, во всех областях природы, в которой мы, люди на нашей крошечной планете, играем лишь ничтожно малую роль, господствует определенная закономерность, независимая от существования мыслящего человечества, но тем не менее в той мере, в какой она вообще поддается восприятию нашими органами чувств, допускающая формулировку, соответствующую целесообразному поведению. Она представляет, таким образом, разумность мироустройства, которой подчиняются природа и человечество, но ее истинная суть есть и будет для нас непознаваема, так как мы узнаем о ней лишь благодаря нашему специфическому восприятию с помощью органов чувств, которое мы никогда не сможем полностью отключить. Однако огромные успехи естественнонаучного познания позволяют нам сделать вывод, что, продолжая непрестанно работать, мы хотя бы приближаемся к недостижимой цели. Эти успехи укрепляют надежду на непрерывное углубление нашего понимания того, как осуществляет управление природой правящий ею Всемогущий Разум.

IV

После того, как мы познакомились с требованиями, предъявляемыми нашему подходу к самым высоким проблемам мировоззренческого характера, с одной стороны, - религией, а с другой - естествознанием, посмотрим, насколько эти требования взаимосогласуготся. С самого начала понятно, что эта проверка может коснуться лишь таких областей, где религия и естествознание сталкиваются. Имеются обширные области, где они вообще не соприкасаются друг с другом. В частности, естествознанию чужды все проблемы этики, точно так же, как для религии не имеет никакого значения величина универсальных физических констант. В то же время религия и естествознание сталкиваются в вопросе о существовании и сущности Высшей Власти, господствующей над миром. Ответы, которые они здесь дают, до известной степени сопоставимы друг с другом. Как мы видели, они вовсе не противоречат друг другу и утверждениях, что, во-первых, существует разумный миропорядок, независимый от человека, и, во-вторых, что сущность этого миропорядка пользя непосредственно наблюдать, а можно лишь косвенно познать пли предположить его наличие. Для этой цели религия пользуется своеобразными символами, а точные науки - своими измерениями, основывающимися на восприятии. Иначе говоря, ничто не мешает нам отождествить (а наше стремление к познанию, нуждающееся и едином мировоззрении, даже требует этого) две повсеместно действующие и тем не менее таинственные силы - миропорядок естествознания и Бога религии.

Тем самым Божество, к которому религиозный человек пытается приблизиться при помощи религиозных символов, равноценно, по существу, той проявляющейся в законах природы силе, о которой исследователь в определенной мере получает представление с помощью своих органов чувств.

При таком совпадении следует, однако, обратить внимание на одно принципиальное различие.

Религиозному человеку Бог дан непосредственно и первично. Из Него, Его всемогущей воли исходит вся жизнь и все явления как телесного, так и духовного мира. Хотя Он и непознаваем разумом, но тем не менее непосредственно проявляет себя через посредство религиозных символов, вкладывая свое святое послание в души тех, кто, веруя, доверяется Ему. В отличие от этого для естествоиспытателя первичным является только содержание его восприятий и выводимых из них измерений. Отсюда путем индуктивного восхождения он пытается по возможности приблизиться к Богу и Его миропорядку как к высшей, вечно недостижимой цели. Следовательно, и религия, и естествознание нуждаются в вере в Бога, при этом для религии Бог стоит в начале всякого размышления, а для естествознания - в конце.

Для одних Он означает фундамент, а для других - вершину построения любых мировоззренческих принципов. Это различие соответствует различиям в тех ролях, которые религия и естествознание играют в человеческой жизни. Естествознание нужно человеку для познания, религия - для того, чтобы действовать. Единственной устойчивой предпосылкой для познания является то, что воспринимается нашими органами чувств, а предположение о существовании миропорядка, имеющего свои законы, здесь служит лишь предварительным условием для плодотворной формулировки проблем. Для практической же деятельности этот путь не пригоден, так как мы не можем отложить наши волевые решения до тех нор, пока познание не станет полным или же мы не станем всезнающими. Ибо многочисленные требования и нужды нашей жизни часто вынуждают нас принимать мгновенные решения и подтверждать свои убеждения. И в этом нам не могут помочь долгие рассуждения, а требуется только определенное и ясное указание, которое мы можем получить, опираясь на непосредственную связь с Богом. Она одна может дать нам внутреннюю опору и устойчивый душевный мир, который мы должны расценивать как наивысшее жизненное благо; если мы Богу, помимо его всемогущества и всеведения, припишем еще атрибуты благости и любви, то обращение к Нему в полной мере способно дать человеку, ищущему утешения, надежное чувство счастья. С позиций естествознания против этого представления нечего возразить, потому что вопросы этики, как мы уже подчеркивали, вовсе не входят в его компетенцию.

Куда ни кинь взгляд, мы никогда не встретим противоречия между религией и естествознанием, а, напротив, обнаруживаем полное согласие как раз в решающих моментах. Религия и естествознание не исключают друг друга, как кое-кто ныне думает или опасается, а дополняют и обуславливают друг друга. Самым непосредственным доказательством совместимости религии и естествознания, даже при самом критическом взгляде на вещи, вероятно, является тот исторический факт, что глубокой религиозностью были проникнуты как раз самые великие естествоиспытатели всех времен - Кеплер, Ньютон, Лейбниц. К началу нашей культурной эпохи занятия естественными науками и религией находились в одних и тех же руках. Старейшей прикладной естественной наукой - медициной - занимались жрецы, а местом проведения научных исследований в средние века были главным образом монашеские кельп. Позже, по мере детализации и разветвления культуры, пути науки и религии стали постепенно все более расходиться в соответствии с различием задач, которым они служат. Ибо насколько знания и умения нельзя заменить мировоззренческими убеждениями, настолько же нельзя выработать правильное отношение к нравственным проблемам на основе чисто рационального познания. Однако оба эти пути не расходятся, а идут параллельно, встречаясь в бесконечности у одной и той же цели.

Для правильного понимания этого нет лучшего средства, чем продолжить усилия, направленные на углубление постижения задач и сущности, с одной стороны, естественнонаучного познания, с другой - религиозной веры. Тогда станет все более очевидно, что даже при различии методов (наука преимущественно пользуется разумом, а религия - верой) смысл работы и направление прогресса полностью совпадают.

Следует неутомимо и непрестанно продолжать борьбу со скептицизмом и догматизмом, с неверием и суеверием, которую совместно ведут религия и естествознание, а целеуказающий лозунг в этой борьбе всегда гласил и будет гласить: к Богу!

Публикация Н.И. Кузнецовой Воспроизведено по тексту, опубликованному в журнале "Вопросы философии" (№ 8, 1990 г.) VIVOS VOCO Март 2005

Возраст: 40 C нами с 24.05.2008 Репутация: **101**

Основы социальной концепции Русской Православной Церкви
XIV. Светские наука, культура, образование

XIV.1. Христианство, преодолев языческие предрассудки, демифологизировало природу, тем самым способствовав возникновению научного естествознания. Со временем науки – как естественные, так и гуманитарные – стали одной из наиболее важных составляющих культуры. К концу XX века наука и техника достигли столь впечатляющих результатов и такого влияния на все стороны жизни, что превратились, по существу, в определяющий фактор бытия цивилизации. Вместе с тем, несмотря на изначальное воздействие христианства на становление научной деятельности, развитие науки и техники под влиянием секулярных идеологий породило последствия, которые вызывают серьезные опасения. Экологический и другие кризисы, поражающие современный мир, все с большей силой ставят под сомнение избранный путь. Научно-технологический уровень цивилизации ныне таков, что преступные действия небольшой группы людей в принципе могут в течение нескольких часов вызвать глобальную катастрофу, в которой безвозвратно погибнут все высшие формы жизни.

С христианской точки зрения, такие последствия возникли в силу ложного принципа, лежащего в основе современного научно-технического развития. Он заключается в априорной установке, что это развитие не должно быть ограничено какими-либо моральными, философскими или религиозными требованиями. Однако при подобной "свободе" научно-техническое развитие оказывается во власти человеческих страстей, прежде всего тщеславия, гордости, жажды наибольшего комфорта, что разрушает духовную гармонию жизни, со всеми вытекающими отсюда негативными явлениями. Поэтому ныне для обеспечения нормальной человеческой жизни как никогда необходимо возвращение к утраченной связи научного знания с религиозными духовными и нравственными ценностями.

Необходимость такой связи обусловливается и тем, что значительное число людей не перестают верить во всемогущество научного знания. Отчасти именно вследствие подобного взгляда в XVIII веке часть атеистически настроенных мыслителей решительно противопоставила науку религии. Вместе с тем является общеизвестным фактом, что во все времена, включая и настоящее, многие самые выдающиеся ученые были и остаются людьми религиозными. Это было бы невозможно при наличии принципиальных противоречий между религией и наукой. Научное и религиозное познание имеют совершенно различный характер. У них разные исходные посылки, разные цели, задачи, методы. Эти сферы могут соприкасаться, пересекаться, но не противоборствовать одна с другой. Ибо, с одной стороны, в естествознании нет теорий атеистических и религиозных, но есть теории более или менее истинные. С другой – религия не занимается вопросами устройства материи.

М.В.Ломоносов справедливо писал: наука и религия "в распрю прийти не могут… разве кто из некоторого тщеславия и показания своего мудрования на них вражду восклеплет". Эту же мысль выразил святитель Московский Филарет: "Вера Христова не во вражде с истинным знанием, потому что не в союзе с невежеством". Следует отметить и некорректность противопоставления религии и так называемого научного мировоззрения.

По своей природе только религия и философия выполняют мировоззренческую функцию, однако ее не берут на себя ни отдельные специальные науки, ни все конкретно-научное знание в целом. Осмысление научных достижений и включение их в мировоззренческую систему может иметь сколь угодно широкий диапазон – от вполне религиозного до откровенно атеистического.

Хотя наука может являться одним из средств познания Бога (Рим. 1. 19-20), Православие видит в ней также естественный инструмент благоустроения земной жизни, которым нужно пользоваться весьма осмотрительно. Церковь предостерегает человека от искушения рассматривать науку как область, совершенно независимую от нравственных принципов. Современные достижения в различных областях, включая физику элементарных частиц, химию, микробиологию, свидетельствуют, что они суть меч обоюдоострый, способный не только принести человеку благо, но и отнять у него жизнь. Евангельские нормы жизни дают возможность воспитания личности, при котором она не смогла бы использовать во зло полученные знания и силы. Посему Церковь и светская наука призваны к сотрудничеству во имя спасения жизни и ее должного устроения. Их взаимодействие способствует созданию здорового творческого климата в духовно-интеллектуальной сфере, тем самым помогая созданию оптимальных условий для развития научных исследований.

Следует особо выделить общественные науки, в силу своего характера неизбежно связанные с областями богословия, церковной истории, канонического права. Приветствуя труды светских ученых в данной сфере и признавая важность гуманитарных исследований, Церковь в то же время не считает рациональную картину мира, иногда формируемую этими исследованиями, полной и всеобъемлющей. Религиозное мировоззрение не может быть отвергнуто как источник представлений об истине, а также понимания истории, этики и многих других гуманитарных наук, которые имеют основание и право присутствовать в системе светского образования и воспитания, в организации общественной жизни. Только совмещение духовного опыта с научным знанием дает полноту ведения. Никакая социальная система не может быть названа гармоничной, если в ней существует монополия секулярного миропонимания при вынесении общественно значимых суждений. К сожалению, сохраняется опасность идеологизации науки, за которую народы мира заплатили высокую цену в ХХ веке. Такая идеологизация особенно опасна в сфере общественных исследований, которые ложатся в основу государственных программ и политических проектов. Противостоя подмене науки идеологией, Церковь поддерживает особо ответственный диалог с учеными-гуманитариями.

Человек как образ и подобие Непостижимого Творца в своих таинственных глубинах свободен. Церковь предостерегает от попыток использовать достижения науки и техники для установления контроля над внутренним миром личности, для создания каких бы то ни было технологий внушения и манипуляции человеческим сознанием или подсознанием

Возраст: 40 C нами с 24.05.2008 Репутация: **101**

Политика РПЦ: консолидация или развал страны?

Президенту Российской Федерации В.В. Путину

Глубокоуважаемый Владимир Владимирович!

С нарастающим беспокойством мы наблюдаем за все возрастающей клерикализацией российского общества, за активным проникновением церкви во все сферы общественной жизни. Конституция Российской Федерации провозглашает светский характер нашего государства и принцип отделения церкви от системы государственного образования. Мы обращаемся с этим письмом к Вам как к высшему должностному лицу нашей страны, являющемуся гарантом соблюдения основных положений Конституции.

В марте с.г. в Москве проходил XI Всемирный русский национальный собор. Среди его решений обращает на себя внимание резолюция «О развитии отечественной системы религиозного образования и науки». Название несколько странное. Если религиозное образование — внутреннее дело РПЦ, то с какой стати церковь заботится о развитии науки? И нужна ли науке такая забота? Из дальнейшего текста все становится ясным. В резолюции предлагается обратиться в Правительство РФ с просьбой «о внесении специальности «теология» в перечень научных специальностей Высшей аттестационной комиссии. Сохранить теологию как самостоятельное научное направление».

Что касается попыток внедрения теологии в ВАК, они начались отнюдь не сегодня. Но раньше ВАК ощущала мощное давление, не видимое постороннему глазу. После Собора оно уже не скрывается. А на каком основании, спрашивается, теологию — совокупность религиозных догм — следует причислять к научным дисциплинам? Любая научная дисциплина оперирует фактами, логикой, доказательствами, но отнюдь не верой.

Между прочим, католическая церковь практически полностью отказалась от вмешательства в дела науки (в 1992 г. она даже признала свою ошибку в деле Галилея и «реабилитировала» его). В беседе с академиком В.И. Арнольдом (март 1998 г.) папа Иоанн Павел II признал, что наука одна способна установить истину, а религия, по словам понтифика, считает себя более компетентной в оценке возможного использования научных открытий. Наша РПЦ придерживается иной точки зрения: «Необходим диалог власти и общества для того, чтобы сложившаяся в советское время монополия материалистического видения мира наконец прекратилась в российской образовательной системе» (из резолюции Собора).

Вообще-то все достижения современной мировой науки базируются на материалистическом видении мира. Ничего иного в современной науке просто нет. Прекрасно высказался на эту тему известный американский физик, лауреат Нобелевской премии С. Вайнберг: «Опыт ученого делает религию совершенно несущественной. Большинство ученых, которых я знаю, вообще не думают на эту тему. Они настолько не размышляют о религии, что даже не могут считаться активными атеистами» (New York Times, 23 августа 2005 г.). Так на что же нам предлагают менять «монополию материалистического видения мира»?

Но вернемся к Высшей аттестационной комиссии. Внедрение церкви в государственный орган — очевидное нарушение Конституции страны. Впрочем, церковь уже внедрилась в вооруженные силы, СМИ рекламируют религиозные церемонии окропления новой боевой техники (спускаемые на воду надводные и подводные корабли окропляются в обязательном порядке, но, увы, не всегда это помогает). Широко освещаются религиозные церемонии с участием высокопоставленных представителей власти, и т.д. Все это примеры активной клерикализации страны.

В уже упоминавшейся резолюции Собора содержится еще одна настоятельная просьба «о признании культурологической значимости преподавания основ православной культуры и этики во всех школах страны и о включении этого предмета в соответствующую область федерального образовательного стандарта».

Иерархи РПЦ призывают Правительство ввести во всех школах России обязательный предмет — «Основы православной культуры». Надо сказать, идея запустить религию в школы страны вынашивается давно. В циркуляре Алексия II № 5925 от 9 декабря 1999 г., обращенном ко «всем епархиальным преосвященным», отмечается, что «мы не решим задачи духовно-нравственного воспитания будущих поколений России, если оставим без внимания систему государственного образования». В заключительной части этого документа сказано: «Если встретятся трудности с преподаванием «Основ православного вероучения», назвать курс «Основы православной культуры», это не вызовет возражений у педагогов и директоров светских учебных заведений, воспитанных на атеистической основе». Из процитированного текста следует, что под видом «Основ православной культуры» нам пытаются ввести (и вновь в обход Конституции) «Закон Божий».

Даже если предположить, что речь действительно идет о курсе «Основ православной культуры», уже не раз говорилось, что в многонациональной многоконфессиональной стране такой курс вводить нельзя. И тем не менее Собор считает, что изучение школьниками «Основ православной культуры» необходимо в нашем государстве, где православные составляют абсолютное большинство населения». Если считать атеистов русской национальности поголовно православными, то большинство, наверное, получится. А вот если без атеистов, то, увы, православные окажутся в меньшинстве. Ну, да дело не в этом. Разве можно так презрительно относиться к другим конфессиям? Не напоминает ли это православный шовинизм? В конце концов, неплохо было бы церковным иерархам задуматься, куда ведет такая политика: к консолидации страны или к ее развалу?

В Европейском сообществе, где межконфессиональная рознь уже проявилась во всей красе, после длительных обсуждений пришли к выводу о необходимости введения в школах курса истории основных монотеистических религий. Основной довод состоит в том, что знакомство с историей и культурным наследием других конфессий будет способствовать улучшению взаимопонимания между представителями различных национальностей и религиозных убеждений. Никому и в голову не пришло, к примеру, требовать введения «Основ католической культуры». На предыдущих Рождественских чтениях министр образования и науки А.А. Фурсенко сообщил, что закончена работа над учебником «Истории мировых религий». Лоббисты православия встретили сообщение в штыки. Между тем учебник, написанный сотрудниками Института истории РАН (он называется «Религии мира» и предназначен для учащихся 10—11-х классов средней школы), хорошо сбалансирован и содержит много сведений, которые следует знать каждому человеку, считающему себя культурным.

А что мы имеем сейчас? Год назад петербургская школьница Маша и ее папа обратились в суд с требованием включить в программу средней школы по биологии теорию творения человека божественной силой (креационизм) вместо «устаревшего и ошибочного» дарвинизма. Абсурдная сложилась ситуация: почему-то суд должен решать, верна ли теория эволюции, которая утверждает, что жизнь на Земле зародилась свыше трех миллиардов лет назад, или же справедлива теория творения, которая в отличие от эволюционной теории не может представить ни одного факта и тем не менее утверждает, что жизнь на Земле существует несколько тысяч лет. Казалось бы, это вопрос, относящийся только к компетенции науки. Однако Маша и ее папа получили поддержку от патриарха Алексия II, который на Рождественских образовательных чтениях заявил: «Никакого вреда не будет школьнику, если он будет знать библейское учение о происхождении мира. А если кто хочет считать, что он произошел от обезьяны, — пусть он так и считает, но не навязывает это другим». А что если в школе изъять любые доказательства, забыть про элементарную логику, полностью выхолостить последние остатки критического мышления и перейти на зазубривание догматов, тоже никакого вреда не будет? Кстати, чтобы все было точно, ни Дарвин, ни его последователи никогда не утверждали, что человек произошел от обезьяны. Утверждалось лишь, что у обезьяны и человека были общие предки. Да и не только с дарвинизмом у церкви проблемы.

Например, какое отношение имеет «библейское учение о происхождении мира» к фактам, твердо установленным современной астрофизикой и космологией? Что же в школе изучать — эти факты или «библейское учение» о сотворении мира за семь дней?

Верить или не верить в Бога — дело совести и убеждений отдельного человека. Мы уважаем чувства верующих и не ставим своей целью борьбу с религией. Но мы не можем оставаться равнодушными, когда предпринимаются попытки подвергнуть сомнению научное Знание, вытравить из образования «материалистическое видение мира», подменить знания, накопленные наукой, верой. Не следует забывать, что провозглашенный государством курс на инновационное развитие может быть осуществлен лишь в том случае, если школы и вузы вооружат молодых людей знаниями, добытыми современной наукой. Никакой альтернативы этим знаниям не существует.

Академики Российской академии наук

Е. АЛЕКСАНДРОВ
Ж. АЛФЕРОВ
Г. АБЕЛЕВ
Л. БАРКОВ
А. ВОРОБЬЕВ
В. ГИНЗБУРГ
С. ИНГЕ-ВЕЧТОМОВ
Э. КРУГЛЯКОВ
М. CАДОВСКИЙ
А. ЧЕРЕПАЩУК

Возраст: 40 C нами с 24.05.2008 Репутация: **101**

Гинзбург Виталий: Вера в Бога несовместима с научным мышлением

Сравнительно недавно в "Поиске" был опубликован ряд статей, в которых содержится мысль о том, что наука и религия совместимы и между ними "нет и не может быть конфликта" ("Поиск" NoNo 12, 25, 1998). Более того, в этих статьях и им предшествующей ("Поиск" No 30-31, 1997) делается попытка утверждать веру в Бога. Все авторы этих статей иностранцы, и я подозреваю, что ими движет миссионерская задача помочь возрождению религиозности в России, где более 70 лет большевики (коммунисты) насаждали воинственный атеизм. При этом насаждали варварски священнослужителей расстреливали и ссылали, храмы взрывали или превращали в склады и клубы, верующих принуждали скрывать свои религиозные чувства. Такая политика дискредитировала атеизм, который по своей сущности не имеет ничего общего с насилием. К счастью, все это уже позади и, как четко сформулировал папа Иоанн-Павел II, "коммунизм пал сам по внутренней своей слабости, ибо он оказался лекарством опаснее самой болезни". И, как это обычно бывает в подобных случаях, крах идеологии советского общества привел сейчас в постсоветском обществе, к наступлению клерикализма, и защищать нужно уже не свободу религии, а свободу совести в широком плане и, в частности, свободу атеистических и материалистических воззрений. Отстаивать нужно и декларированный в Конституции России, но фактически, как и прежде, грубо нарушаемый на практике (правда, уже с "другим знаком") принцип полного отделения церкви от государства

Защите атеизма мы с Е.Фейнбергом недавно посвятили статью в "Литературной газете" (от 3 июня 1998 г.), а упомянутые статьи Д.Джонсона, Д.Леннокса и Х.Изинга в "Поиске" уже подверглись критике со стороны Н.Зефирова и В.Дубровского ("Поиск" No 36, 1997; No 16, 1998)

Тем не менее мне кажется целесообразным сделать еще несколько замечаний на ту же тему, спровоцированных заглавием статьи Х.Изинга "Совместима ли вера в Бога с естественно-научным мышлением?" ("Поиск" No 25, 1998). На этот вопрос я, в отличие от Х.Изинга, отвечаю резко отрицательно

Что такое научное мышление? Читатели "Поиска" знают ответ на этот вопрос, и здесь не место вдаваться в дефиниции. Кратко же говоря, в естественных науках речь идет о сочетании наблюдений и (или) экспериментов с теоретическим (часто с использованием математики) анализом результатов этих наблюдений и экспериментов. Итогом такой деятельности является причинно самосогласованная картина исследуемых явлений и процессов, которые материалисты считают объективно существующими в природе. Агностики и позитивисты ограничиваются описанием этих явлений и процессов. Однако ни у материалиста, ни у агностика в их идеологии нет места Богу или богам. Действительно, вера в Бога или богов это вера в существование чего-то сверх природы, чего-то управляющего природой или даже порождающего Вселенную, жизнь и т.п. Вера в богов это вера в возможность чудес, не требующая доказательств и анализа. Не говоря уже об известной "формуле" Тертуллиана: "Верую, ибо нелепо", можно упомянуть высказывание святого Августина: "Я не был бы христианином, не будь чудес". Чудо же, по определению, это нечто не находящее научного объяснения, нечто сверхъестественное. Можно напомнить и замечания столь глубокого ученого и религиозного мыслителя, как Б.Паскаль: "Все верование основано на чудесах" и "...само появление чудес доказывает, что они совершаются Богом или тем человеком, который находится в единении с Богом". Это XVII век. Теперь же на пороге век XXI, а доктор философии, доктор математических наук Джон С.Леннокс ("Поиск" No 12, 1998) утверждает, что между наукой и религией нет и не может быть конфликта, ибо: "Чудеса Иисуса, такие, как превращение воды в вино и хождение по воде, объясняются тем, что Он действительно является Богом всего сущего. И вел Он себя так, как и должен был вести себя Бог в образе человека". В таком же духе "доказывается" и "объясняется" возможность непорочного зачатия. Просто трудно поверить, что подобные рассуждения считаются обоснованием совместимости веры в Бога с научным мышлением! Нельзя не отметить, однако, что действительно образованные теологи находятся совсем на другом уровне. Они понимают, что доказать существование Бога невозможно, как нельзя доказать и его отсутствие. В обоих случаях речь идет об интуитивных суждениях (см. Е.Фейнберг

Вопросы философии No 7, 1997, с. 54) с той существенной разницей, что интуитивные суждения в науке не должны противоречить логике, знаниям, опыту. В случае же религии, напротив, допустима и даже необходима вера в чудеса. С этой точки зрения для людей верующих нет, казалось бы, никакой нужды пытаться находить какие-то параллели между содержанием Библии и современными научными представлениями, скажем, в области космологии и биологии. В действительности же существует литература, посвященная попыткам доказать, что "вопреки распространенному заблуждению, существующие научные данные находятся в замечательном согласии с библейским описанием развития Вселенной". Это отрывок из аннотации к книге Н.Авиезера "В начале. Сотворение мира и наука" (английское издание в США, 1990; в русском издании год не указан, мне книгу ее автор подарил в 1997 г.). Статьи Джонсона, Леннокса и Изинга в "Поиске", о которых речь шла выше, проникнуты той же идеей

В вопросе о происхождении жизни подобный подход уже критиковался Н.Зефировым (см. выше). Что же касается космологии, то имеется в виду так называемый "Большой Взрыв" (Big Bang). Представление о таком "взрыве" было введено в 1927 г. и позже бельгийским астрономом Г.Леметром (1894 1966), при этом Леметр в большой мере опирался на предшествовавшие работы нашего соотечественника А.Фридмана (1888 1925)

Интересно, что Леметр был не только космологом, но и католическим священником и, более того, с 1960-го до своей кончины в 1966 г. являлся президентом Ватиканской (папской) академии наук. На посвященном космологии XI Международном Сольвеевском конгрессе в 1958 г. Леметр заявил: "В той мере, в какой я могу судить, такая теория (имеется в виду теория расширяющейся Вселенной с особой точкой "началом времени". В.Г.) полностью остается в стороне от любых метафизических или религиозных вопросов

Она оставляет для материалиста свободу отрицать любое трансцендентное бытие. В отношении начала пространствавремени материалист может оставаться при том же мнении, которого он мог придерживаться в случае неособенных областей пространства-времени". Так и хочется воскликнуть: "Молодец, монсеньор Леметр!" Будучи глубоко верующим и даже священнослужителем высокого ранга, он вместе с тем ясно понимал, что веру в Бога и те или иные естественно-научные представления никак не нужно смешивать

Так как же обстоит дело с совместимостью веры в Бога с научным мышлением? Как мне представляется, научное мышление и вера в Бога совершенно несовместимы, если Бог привлекается в качестве "объяснения" каких-то процессов или явлений. Происхождение жизни, эволюция Вселенной, да и любые другие естественно-научные проблемы являются предметом научного изучения, и шаг за шагом мы узнаем о них все больше и больше в результате наблюдений, экспериментов и их анализа. Привлекать здесь Бога, сказав, например, что Бог создал живые существа, значит, по существу, капитулировать, отказаться от научного подхода к вопросу о происхождении и эволюции живых организмов. Пытаться почерпнуть из Библии или других сочинений, созданных в седой древности, какие-то ответы на естественно-научные вопросы современности представляется просто абсурдным

Но ведь были и есть люди, явно высокообразованные, которые, по-видимому, все это прекрасно понимают, и вместе с тем верят в Бога. Вера этих людей носит трансцендентный, нерациональный характер. Это мистика, тайна и слепая вера ("верую, ибо нелепо"). Интересно было бы познакомиться с тем, что такие люди (тот же Леметр) думают о своей вере, как они поясняют свою позицию. К сожалению, я не располагаю такими сведениями, не знаю, как их получить. В единственной имеющейся в нашей библиотеке книге Леметра (G.Lemaitre. The primeval atom

1950) я обнаружил лишь одну не дающую пищи для размышлений фразу богословского содержания. В сборнике статей памяти Леметра (The Big Bang and Georges Lemaitre. 1984) о его религиозных убеждениях и вообще о религии также ничего не говорится. И это типично: во всех известных мне случаях верующие физики и астрономы в своих научных работах ни словом не упоминают о Боге

Они одновременно живут как бы в двух мирах одном материальном, а другом каком-то трансцендентном, божественном

У них происходит как бы расщепление психики. Занимаясь конкретной научной деятельностью, верующий, по сути дела, забывает о Боге, поступает так же, как атеист. Таким образом, совместимость занятий наукой с верой в Бога отнюдь не тождественна с совместимостью веры в Бога с научным мышлением. Так я понимаю ситуацию, но мало что могу здесь еще пояснить, ибо являюсь убежденным атеистом и не понимаю, зачем и почему нужно помимо окружающего мира выдумывать еще какой-то воображаемый мир, привлекать представление о Боге

Совсем другое дело, что вера в Бога или богов, приверженность какой-то религии* отвечает потребности людей в защите от тягот жизни, помогает верующим в тяжелые минуты. Поэтому верующим нельзя не позавидовать, и я нисколько не стесняюсь такой зависти. Но что поделаешь разум сильнее и не позволяет верить в чудеса, в иррациональное

еперь совсем о другом. В статье Изинга ("Поиск" No 25, 1998) приведена опубликованная ранее в Nature (т.386, с.435, 1997) таблица, свидетельствующая о том, что среди американских ученых в 1916 г. было 42% верующих, а в 1996 г. 39% верующих, т.е. их уменьшение невелико. Это кажется странным в свете огромных достижений науки за прошедшие между опросами 80 лет

Возможно, роль здесь сыграла реакция на воинствующий атеизм коммунистов

Кроме того, в США в некоторых кругах сильны традиции и показная религиозность. Более интересна для нас ситуация в России. К сожалению, результаты соответствующих опросов отсутствуют или мне неизвестны. А они нужны, хотя в отношении религии и атеизма это дело очень деликатное. Атеистическая пропаганда в советский период сыграла свою роль, семейные религиозные узы также ослабли. С другой стороны, после падения большевистского строя появилась полная свобода религии, и, более того, религиозность (часто, впрочем, показная) стала модной. Думаю, что в научной среде атеистов у нас сейчас все же значительно больше, чем верующих. Однако цифры, хотя и интересны, но не так важны. Важно обеспечить в России то, что называется свободой совести, то есть для каждого гражданина возможность свободного выбора между атеизмом, агностицизмом и религиозностью, причем с принадлежностью к любой конфессии (разумеется, такая свобода не относится к воинствующим и изуверским сектам). К сожалению, в настоящее время защищать нужно уже не свободу религии, а свободу атеистического просвещения. В прессе, по радио и по телевидению сообщается информация о различных религиозных событиях и обрядах, а голос атеистов совсем не слышен. Такова сегодня дань конъюнктуре и моде. Как я убежден, мода пройдет, многовековой процесс освобождения общества от религии продолжится и в конце концов, пусть и не очень скоро, победит. Будущее принадлежит не мистике, таинствам и вере, а научному мышлению и научному мировоззрению

* Кстати сказать, религий очень много (см., например, книгу М.Малерба. Религии человечества. Изд-во "Рудамино", 1997), и выбор той или иной религии определяется традициями в семье, влиянием проповедников и т.д. Наука же одна для всех, ибо объективна. В этом также нельзя не видеть огромного превосходства науки над религиозными верованиями.

Возраст: 40 C нами с 24.05.2008 Репутация: **101**

В Германиие консерваторы предлагают пускать на рождественскую мессу только плательщиков церковного налога

Немецкие депутаты-консерваторы предложили «отделить пшеницу от плевел», не пуская всех подряд на рождественскую ночную мессу.

В интервью «Бильд», которое цитирует Благовест-инфо, депутат парламента земли Баден-Вюртемберг от консервативной партии CDU Томас Фольк заявил, что посетить полуночную мессу имеют право только те, кто исправно платит церковный налог.

Фольк «глубоко встревожен тем фактом, что некоторые по-настоящему активные верующие не могут попасть в эту ночь в церковь из-за многолюдства» и считает, что «доступ на ночные мессы 24 декабря следует ограничить теми, что платит налог на нужды Церкви». Иными словами, налоговая декларация должна стать, по мысли правого политика, «входным билетом» на рождественское богослужение.

Предложение Фолька стало реакцией на сообщения о том, что некоторые приходы ввели заблаговременное резервирование мест в храмах в связи с огромным стечением народа в рождественскую ночь. Церковные власти поспешили отмежеваться от идеи политика: архиепископ Берлинский уже заявил, что введение таких ограничений «создаст впечатление, что внутри Церкви есть два социальных класса».

C нами с 11.11.2006 Репутация: **77.5**

26 декабря 2008

Дьякон Андрей Кураев: "Патриарх Кирилл" – пора привыкать?

Источник: Кремль. орг

В 50 дней между кончиной Патриарха Алексия и выбором нового предстоятеля Русской Православной Церкви вместится и Новый Год и Святки. То есть – неизбежный разгул гаданий и прорицаний.

На этот раз часть из них будет замаскирована под "аналитику". С видом посвященных вполне светские "аналитики" будут раскладывать пасьянс с фотографиями митрополитов, гадая, кто из них кому "конкурент" и у кого "шансы предпочтительнее". Просто "Семнадцать мгновений зимы". Но у Штирлица по воле сценариста был доступ к личными делам изучаемых субъектов, и он знал, кто из "истинных арийцев" – обладатель "нордического характера".

У нынешних же религиоведов такого доступа нет. И винить их в этом даже не стоит. Это измерение церковной жизни и в самом деле закрыто для постороннего взгляда. Как выяснить, в чем отличие одного митрополита от другого, если публично они сами никогда об этом не говорят?

Когда близятся выборы нового римского папы, западным наблюдателям проще. Статус католического епископа требует, чтобы он постоянно комментировал все события церковной и светской жизни. В итоге можно составить достаточно подробный "фоторобот" его предпочтений. Поэтому экспертное сообщество с цитатами и фактами в руках может говорить: "если такой-то "папабиле" станет папой, то в его политике появятся такие-то акценты... Он связан с таким-то университетом, таким-то монашеским орденом, такая-то его позиция поддерживается епископатом таких-то стран, и поэтому его шансы таковы...".

Но православный епископ совсем не обязан (по ожиданиям своей паствы и собственным представлениям о своем служении) выступать в роли комментатора текущих событий. Он – образ Вечности, а не "зеркало недели". Он говорит о церковных традициях и церковных праздниках, вновь и вновь повторяет святые библейские прописи. И под Иродом он имеет в виду именно Ирода, а не президента.

Если католический епископ не реагирует на политические события – он кажется неадекватным. Если православный епископ начинает говорить о политике – он кажется неуклюжим. И прихожане и наипаче светские люди в ответ пожмут плечами и в сердцах скажут – "батюшка, тебе молиться что ли надоело, коль ты в политику полез?".

Единственный православный епископ, который все же высказывается по всему спектру общественных дискуссий – митрополит Кирилл. Но это работа у него такая, его церковное "послушание". Он (на протяжении уже 20 лет) – куратор ВНЕШНИХ связей Патриархии. Этот его статус уникален. Но оттого и сравнивать его просто не с кем. А, значит, и именовать именно его "модернистом", а кого-то иного – "консерватором" неуместно. Сравнивать можно два слова, а не слово с молчанием.

Тем более трудно заметить и сопоставить взаимные личные отношения епископов (как "претендентов" между собой, так и меру их поддержки епископатом и духовенством). Как определенный недуг нашей церковной жизни я расцениваю то очевидное обстоятельство, что у наших иерархов практически нет личного выражения лица. В ситуации выборов это означает, что на выборы идут люди без внятных программ.

То, что все они православные, – понятно. Что все они любят Церковь и не собираются ее ломать, предавать, травматически "реформировать" – тоже понятно. Что все они желают блага Церкви – тоже понятно. Непонятно лишь одно – на каком основании именно архиерей N считает, что именно он лучше других сможет управить церковный корабль. Никому (в том числе, возможно, и самому епископу N), непонятно, ради чего он идет в патриархи, какие именно акценты он желает привнести в церковную жизнь, причем такие акценты что, в случае избрания патриархом другого епископа, эти акценты не будут найдены и реализованы, что, в свою очередь, приведет к негативным последствиям для Церкви... И опять единственное исключение – митрополит Кирилл. Значит, опять нет основания для сопоставления и анализа – кто же может быть ему "конкурентом" и ради чего.

Так что на предстоящем соборе будет выбор между именами ("имя Церкви"), но не между программами.

Вторая сложность для не совсем бесшабашного аналитика – заметить эти самые имена. Как это ни странно, но претендентов на патриарший престол просто нет. Никто из епископов не выдвигал себя в кандидаты. Никто не заявлял о своем желании или хотя бы согласии занять высшее место. Так что церковные выборы не похожи на светские. Никто не подает заявок в Центризбирком: "выбери меня!".

Ну, на каком основании с первого же часа кончины Патриарха Алексия, светские СМИ стали говорить о том, что "борьба развернется между митрополитом Кириллом и митрополитом Климентом"? Помнится, 4 года назад те же газеты писали, что назначение владыки Климента на пост Управляющего делами Патриархи – большая победа митрополита Кирилла. Мол, ему удалось поставить своего заместителя и единомышленника на ключевой пост в другом церковном департаменте.

Так на каком же основании человека, который 15 лет был правой рукой митрополита Кирилла, теперь объявляют его соперником и идейным оппонентом? А также – на каком основании глава Отдела внешних связей предстает как "экуменист и модернист", а его многолетний первый заместитель получает ярлык (или звание) "ортодокса"?

Третья особенность церковных выборов состоит в том, что в них исключена критика "конкурента". Не то что сейчас, до Собора, но и по ходу заседаний Собора никто из выдвинутых кандидатов не станет выступать с критикой других. Единство Церкви – выше личных амбиций. Хочет епископ А. выдвинуть кандидатуру епископа Б – он может о нем говорить хорошо. Но он не может при этом говорить плохо о епископе Г. Кстати, у католиков на конклавах, избирающих Папу, запрещено даже это. Люди говорят о погоде и голосуют тайно, не объясняя мотивов своего голосования. Все равно ведь мир епископата (как православного, так и католического) довольно закрытая корпорация, внутри которой надо будет работать при любом избранном Кормчем. Так же и Поместный Собор 1990 года решил исключить любые критические отзывы о кандидатах.

Итак, к неудовольствию аналитиков, никто из потенциальных кандидатов не скажет "Я не такой как прочие люди".

В этих условиях просто не может быть "компетентного прогноза".

Мое же, не-компетентное мнение, таково.

Кажется, чаша весов склоняется в пользу митрополита Кирилла. Но это отнюдь не означает, что все решено. То, что так нравится в митрополите Кирилле светским людям, может вызвать настороженное отношение к нему у людей слишком церковных. У него не-общее выражение лица. Он не равен своему титулу и сану. Не растворился в нем. Это крайне редкое в России сочетание: интеллектуал, облеченный властью. Властная мысль. Даже телезритель при слышании речи митрополита Кирилла не сможет не вспомнить евангельское определение: "он говорит как власть имеющий".

Он пашет сам и несомненно заставит думать и работать других. Возглавляемый им департамент внешних церковных связей, по правде говоря, – единственная и в самом деле работающая структура церковного управления.

Захотят ли епископы поставить над собой характерного человека, у которого помимо общей для всех них православной веры есть и свои личные взгляды на многие проблемы церковной и светской жизни, и есть очевидная жажда работы?

Вот главный выбор соборян: преодолеют ли они соблазн избрать "боярского царя"? В России так мотивированные выборы кончились Смутным временем. Речь Посполитую они вообще довели до могилы. Россию спасло лишь, что Михаил Романов, избранный за то, что казался тихим провинциальным мальчиком, стал (не без помощи своего отца – патриарха Филарета) твердым правителем.

Вот и сейчас выбор предстоит между личным комфортом некоторых избирателей – и судьбой страны... Вероятность того, что Собор изберет митрополита Климента – в районе нуля.

Причина в том, что Патриарх Алексий сам в течение 25 лет был управляющим делами Патриархии при двух стареньких или пассивных патриархах. Он прекрасно понимал значение этого ключевого поста и потому с крайней осторожностью доверял его кому-то другому. В середине 90-х эта должность просто была вакантной, а патриарх сам тянул эту столь привычную для него лямку в дополнение к своим новым обязанностям. Затем же этот пост занимали митр. Сергий (ныне Воронежский) и митр. Климент – люди тихие, скромные, непубличные и весьма скованные (в т.ч. патриархом) в своих словах и действиях.

4 года своей работы в Патриархии митр. Климент потратил прежде всего на реализацию проекта "Основы православной культуры – в школу". По причинам, в значительной степени не зависящим от него, итоги этой активности оказались неутешительными. Из министерства образования и науки за это время были уволены все те, кто мог бы симпатизировать этому проекту. Близость министра Фурсенко к Путину является секретом Полишинеля", и потому приходится признать, что с высшей светской властью отношения владыки Климента сложились не самые лучшие.

А высшая церковная власть вряд ли хотела появления рядом с собой своего же дубликата. Потому калужский митрополит ни через Кремль, ни через Патриарха практически не мог оказывать реальную помощь провинциальным епископам и тем самым приобретать симпатии будущих выборщиков.

В свое время митр. Алексий реально помогал провинциальным владыкам защищаться от произвола местных коммунистических чиновников – и эта тихая помощь и вознесла его на патриаршую кафедру.

Митр. Кирилл также имел возможность оказывать эту ежедневную помощь архиереям. Она могла быть небольшой, но все равно памятной (помощь в организации виз и зарубежных поездок). Но она бывала и весьма серьезной – потому что региональные светские власти уже давно воспринимают его как человека, входящего и вхожего в самые высокие московские элиты, а потому его визиты в далекие епархии становились событиями в местной церковно-общественной жизни. А губернаторы прислушивались к его просьбам о нуждах местных церковных общин.

Также надо учесть, владыка Климент получил свое новое назначение в 2004 году – когда главной темы жизни страны было "укрепление вертикали власти". Тем же ему поручили заниматься в Патриархии. Соответственно, стиль его общения с региональными князьями Церкви был достаточно жестким и требовательным. Понятно, что симпатий к нему это также не прибавляло.

Поскольку же митрополит Климент тесно связал себя с продвижением проекта "Основ православной культуры", а прогресса в его реализации нет, то церковными избирателями он будет восприниматься на данный момент скорее как неудачник, а не как удачный лоббист стратегических церковных интересов. Более того, в ходе переговоров с Минобром митр. Климент проявил очевидную и неожиданную уступчивость: "основы православной культуры" задумывались как культурологический светский предмет, предназначенный (в силу своей светскости) для всеобщего школьного изучения, а в последние годы митр. Климент говорит о нем лишь как о "духовно-нравственном" предмете, изучать который будут только "дети из православных семей". Но такая возможность и так предусмотрена законодательством аж с 1990 года... Так что вряд ли на соборе выбор будет совершаться именно между двумя митрополитами К.

Альтернатива митр. Кириллу может быть не личностной, а "корпоративной". Единственная возможность у кого-то из епископов собраться до собора для разработки плана совместных действий на соборе есть лишь у зарубежных епископов. Могут быть проведены заседания Синодов (а, может, и архиерейских соборов) Украинской и Русской Зарубежной Церквей.

Зарубежная Церковь вряд ли станет выдвигать кандидата из своей среды. Из русских же архиереев им наиболее знаком и митрополит Кирилл – именно он вел с ними переговоры о воссоединении. Он смог их убедить их в 2007 году, так что вполне возможно, что именно ему они отдадут голоса и в 2009-м.

Украинская делегация (треть голосов на Соборе) может выдвинуть своих кандидатов. Но тут есть ряд неясностей.

Первая – согласится ли сам митр. Владимир, обремененный серьезными болезнями, на склоне лет к принятию столь серьезной и новой для него нагрузки, пожелает ли он вживаться в проблемы другой страны?

Вторая – готова ли Украинская Церковь двигать своего человека в Москву ценой собственной дестабилизации? А именно это ждет ее при переезде Киевского митрополита Владимира в Москву. Он был кандидатом еще в 1990 году и набрал голосов почти столько же, сколько ставший патриархом Алексий. И сегодня он пользуется безусловным уважением во всем епископате и духовенстве Украинской Церкви, и даже у оранжевых властей. Другого же столь явного лидера – даже для самой себя – Украина дать сегодня не может. Перед лицом неотвратимого дефолта, самоликвидации правительства и вообще всей светской власти в стране, может ли она рискнуть еще и тем, что вышлет за свои пределы единственного общенационального лидера?

Третья – готова ли будет Россия проголосовать за иностранца (увы, Украина пока все еще заграница) в качестве своего патриарха?

Наконец, не неясностью, а, напротив, очевидностью, является нежелание российских епископов голосовать за епископа Александра (Драбинко). Этот совсем молодой епископ с детских лет был ближайшим помощником и келейником митр. Владимира. Еп. Александр – человек талантливый, но, значит, и "идейный". И свои представления о том, что является благом для Украинской Церкви, он очевидно и эффективно проводит через киевского митрополита, с годами все более прислушивающегося к его советам. При переезде в Москву митр. Владимир не оставит своего "сына" в Киеве. Значит, голосуя за митрополита Владимира, члены собора будут понимать, что по сути они ставят над собой Александра Драбинку. И вряд ли в этой ситуации соборяне не вспомнят термин "временщик".

Попытка же выдвинуть другого консолидированного кандидата на московский престол будет выглядеть неэтично – по сути это будет номинация "преемника" при еще живом митрополите Владимире. Тот же еп. Александр этого не допустит.

20 декабря совещание украинских епископов в Киеве составило обращение к митр. Владимиру с просьбой не отказываться от выдвижения его кандидатуры на московском соборе. Мне представляется, что в свете вышесказанного это серьезный ход УПЦ, направленный на облегчение пути к патриаршеству для митрополита Кирилла. Объединив весь украинский епископат вокруг своего имени, митрополит Владимир заблокировал выдвижение других кандидатов с Украины и от Украины. А в решающую минуту, вероятнее всего, он передаст свои голоса владыке Кириллу.

Можно перебирать шансы других членов Синода, но аргументы, работающие против них, будут из числа вышеперечисленных. У них не было возможностей реально помогать провинциальным епископам. При этом как люди, находящиеся на виду, они совершали те или иные поступки, становившиеся достоянием внутрицерковных и светских пересудов. А поскольку при активной работе нравиться решительно всем столь же решительно невозможно, то и отношение к ним соборных избирателей будет разным.

В итоге я могу предположить только одну альтернативу митрополиту Кириллу. Это архиепископ – ский. Нет, я и сам не знаю его имени. Все синодальные кандидаты – люди, относящиеся к другому поколению, нежели большинство епископата. Синодалы свой епископский (и даже синодский) путь начали в советские голы. Большинство же провинциальных епископов рукоположены уже патриархом Алексием в постсоветское время (120 из 180). Они более консервативны и внутренне более свободны. Старые синодалы для них – слишком "классики", те, чьи портреты приелись еще в школьно-семинарские годы.

В общем, на соборе возможен "епископский бунт". Молодые епископы могут отдать свои голоса не-столичному не-синодалу не-публичному не-политику, которого выдвинут из своей среды. Причем этот архиепископ даже и не будет знать, что ему прочат. Это может быть тихий, светло-монашеского облика человек, сам и не помышлявший о собственном возвышении. Но если имя такого человека окажется в списке, то у него может оказаться изрядное и даже победное количество голосов. Именно в нем соборное большинство может узнать лицо Церкви таким, каким оно и грезится во внутрицерковных мечтах.

Когда-то императоры Византии и России вызывали из глубинки отшельников и подвижников и ставили их на патриаршее место (последний такой случай был в конце 19 века со св. Иннокентием Вениаминовым: он всю жизнь был миссионером для камчадалов и алеутов, и в награду за свои многолетние подвиги, ставшие известными императрице, был вызван на престол московских митрополитов). Вдруг такой же окажется судьба епископа Томского или Сахалинского?

Сжатые сроки подготовки собора не позволят региональным владыкам договориться между собой. Поэтому такой вариант событий возможен лишь как "инсайт". Перенасыщенный раствор вдруг встряхивает волна – и происходит мгновенная кристаллизация. Так может произойти и на архиерейском соборе. Кто-то может назвать такое имя, что многие участники собора, порывшись в своей памяти, не найдут в прошлом этого епископа никакого негатива. Лицо доброе. Личные отношения с ним – спокойно-благожелательные. Православие и благочестие – несомненные.

В глазах многих избирателей митрополит Кирилл имеет огромные плюс, но и минусы: слишком ярок, слишком рационален, слишком убедителен и неопровержим в очных дискуссиях, слишком "экуменичен". И возникнет выбор: личностный портрет или "икона" без видимых изъянов и без предъистории...

Впрочем, в тихом омуте могут и черти водиться. Среди благочестивых архиереев, умиляющих людей своим "градо-китежским" видом и говором, могут быть люди трех весьма разных складов.

Первый – это настоящий монах, искренне полагающий, что верность древним образцам поможет преодолеть сегодняшние трудности.

Второй тип – постник-каннибал, сочетающий личный аскетизм с дикой безжалостностью к подчиненным им священникам.

И третий тип – актер. Лицемер, который, зная, что церковный майнстрим хотел бы видеть на высшем посту тихого молитвенника-печальника, сознательно конструирует этот образ из себя (сам-себе-имиджмэйкер).

Кстати, на Украине епископов такого склада я не знаю. Тут если некий епископ – "жизнелюб", то он этого не скрывает. А вот в России есть епископы с полным разрывом частной и публичной жизни. Полное отсутствие запретов для себя в своей келье и в своем кругу, – и печально-атеистическая маска для посторонних (в том числе прихожан и Патриархии).

Надеюсь, Собор сможет отличить одно от другого. А вообще Избиратель только Один. И Он уже свой выбор сделал. И кто бы ни был избран – он будет от Бога. Просто Он может быть благословением, а может быть наказанием Божиим.

Для будущего Церкви, кстати, почти безразлично, кто из этих трех "консервативных" типов станет патриархом. Все три склада характера исключают интерес к миссионерству и молодежи.

Искренний монах слишком погружен в молитву и самоощущения, чтобы тратить свой внутренний покой на вторжение в мирские бури.

Лицемеру все неинтересно, кроме его карьеры и имиджа.

У каннибала интерес лишь потребительский.

Забудем про последние типажи. Но и в первом, лучшем, случае есть опасность, что патриарх "иконического" склада будет считать себя исключительно пастырем уже православных людей, решать чисто внутрицерковные дела, не рассчитывая на обращение страны вообще и молодежи в частности.

Уже дважды я упомянул про молодежь. А речь вроде бы идет о выборе "старца" (патриарх в переводе – "глава отцов")+ Дело в том, что выбор Собора определит не просто судьбу одной из сотен религиозных организаций России. Речь идет обо всей стране. Не "имя России", а судьба России выбирается в этом январе.

Выборы придутся на "дни начала конца" (ставшего привычным за последние годы уклада жизни). Финансовый кризис в 2009 году перерастет в социальный, социальный – в политический, а в ряде регионов мира (не без помощи США) и в военный. В шторм Церкви понадобится сильный кормчий ("кормчий" – слово из церковного лексикона, не из сталинского. С "кормом" оно не имеет ничего общего. Скорее оно связано с кибернетикой. "Кормчий" – калька с греческого "кибернетис" – управляющий. В русском оно связано со словом "корма", т.е. местом, где находится рулевой, правящий ладью).

Но самый серьезный кризис России 21 века – это кризис демографический.

На вопрос "что же будет с Родиной и с нами", ответ прост: будущее у России ясное, короткое и печальное. России осталось не больше 50 лет. И этот ответ я беру не из видений "старцев", а из математики.

При рождаемости 1,2 ребенка на семью прогноз очевиден: у четырех бабушек и дедушек останется один внук. Люди оставляют по себе вдвое меньшее число своих детей и вчетверо меньшее число своих внуков. Вот лишь один камешек из этого демографического обвала: данные о числе школьников в богатейшем Краснодарском крае: 2000/2001 учебный год – 690 817; 2001/2002 – 663 816; 2002/2003 – 633 337; 2003/2004 – 593 481; 2004/2005 – 551 376; 2005/2006 – 518 157; 2006/2007 – 492 870 . За семь лет школьников стало меньше почти на треть+ И это за годы самого стремительного роста ВВП!

После 20-ти лет перестройки и реформ наконец обозначилась наша долгоискомая национальная идея: выжить бы... Страна тихо умирает под громкие звуки рекламных пауз.

Уже в 90-е годы Россия приняла 11 миллионов мигрантов (в среднем по 781 000 человек в год) – это третий показатель в мире после США и Германии .

"По прогнозам, на середину нынешнего столетия число иммигрантов и их потомков в России, нравится нам это или нет, превысит половину ее населения. В результате к 2050 году Россия превратится более чем наполовину в мусульманскую страну. Выражение "исламская опасность" – не наш лексикон" . Это демонстрирует дивную "диалектическую логику" Владимир Дергачёв. Мол, трамвай нас все равно задавит, но именно поэтому мы с рельса сходить не будем и поприветствуем вагоновожатого!

Россия (если в нее не переедут жить китайцы) будет или мусульманская или православная (и в том и в другом случае будет значительная и влиятельная вторая религиозная община). Но она уже не будет атеистически-либеральной. Атеисты вымрут как мамонты и причем по собственному желанию. Не хочешь "нищету плодить"? – Что ж, твой единственный ребенок в родном городе станет иноязыким меньшинством... А вот один московский батюшка на вопрос о демографическом кризисе ответил недоумением: "Кризис? Какой кризис? Где кризис? Не вижу его! У меня на приходе рождаемость выше, чем в Египте!".

Но если многодетные семьи почти исключительно у религиозных семей, то, значит, именно в их убеждениях – шанс на спасение России. И эти дето-творные убеждения должны быть распространены как можно больше. Убеждать в этом бабушек (наших традиционных прихожан) – поздновато. Значит, вера должна оказаться убедительной для детей и молодежи.

И кто же из наших епископов может влюбить молодежь в Православие? Кто сможет дать ей понять, что православие – это и их мир, что православие не только прошлое, но и будущее России?

В 21 веке патриарх должен быть миссионером. Да, я не просто "анализирую расклад сил". Я мечтаю о том, чтобы патриарх стал моим коллегой (или чтобы мой коллега стал Патриархом). Патриарх должен быть не просто далеким телевизионным образом или именем, возносимым за Богослужением. Его слова и аргументы должны быть запоминающимися. Таким, чтобы студенты могли бы потом пересказывать друг другу содержание случайно услышанной патриаршей речи. Это означает, что слово должно быть таким, чтобы его хотелось запомнить и передать другим. Для этого оно должно быть смысло-наполненным и в этом смысле самостоятельным, т.е. независимым от личного обояния говорящего и от обстановки, в которой он его произнес.

В дни прощания с патриархом Алексием все издания искали что-то яркое в его служении. И при этом не смогли дать записи какой-то запоминающейся речи или проповеди. Не нашлось и людей, которые сказали бы о том, что именно проповедь Патриарха пронзила их сердце. Говорили о его замечательно светлых глазах, о внутренней (как бы до-революционной) культуре, о человеческом обаянии, которое раскрывалось через личное общение+ Но не о том, что должно быть важнейшим у преемника апостолов и служителя Слова.

Солженицын говорил, что Россия исчерпала свой лимит на революции. Верно. Но и Церковь исчерпала свой лимит на застой. Вполне по-горбачевски митр. Кирилл сказал студентам Московской Духовной Академии: "У нас с вами нет времени для раскачки и благодушествования, для лени и разгильдяйства, для прожигания жизни. Нам Господь этого времени – не дал". Понимаю, что сравнение с Горбачевым не очень лестно, но все же митрополит очевидно умнее упомянутого государственного мужа, а потому он не приведет Церковь к итогу столь же печальному, какой "перестройка" обрушила на страну по имени СССР.

Понимаю, что вымирание русского народа (а наипаче его нынешнего либерально-неверующего большинства) тревожит не всех. Но члены православного собора воспринимают эту демографическую мутацию именно как катастрофу. Выбирая нового патриарха, они должны понимать, что могут просто вычеркнуть русский народ из списка государство-образующих наций. Они выберут патриарха на ближайшие 20 лет (столько обычно правили русские первоиерархи в 20 веке). И если это будут годы благочестивого скольжения по рельсам внутрицерковных преданий, если и за эти годы Церковь не сможет влюбить в себя и свою веру молодежь, то потом у России уже не будет возможности, времени и сил что-то радикально поправить в своей ставшей столь короткой судьбе.

В дни прощания с патриархом Алексием в интернет-блогах выплеснулось невероятное и неожиданное количество совершенно немотивированной ненависти к ушедшему. Матерная ругань, карикатуры, злорадство... И это – в адрес 80-летнего старика, который никогда с этими юзерами не встречался и ничего плохого им не сделал. Немотивированная, а потому – бескорыстная, чистейшая ненависть.

Обитатели интернета – это молодежь. Это люди с деньгами и с образованием. Со стабильным социальным статусом и карьерными перспективами. Становой хребет пост-индустриального информационного общества. Вот они и подставили нам зеркало: "Так, вы, попы, нами смотритесь! Так мы о вас думаем и вот туда мы всех вас посылаем!".

И это злое улюлюканье вслед ушедшему патриарху – это тоже итог "второго крещения Руси". Итог, который весьма заглушает фанфары официальных цифровых отчетов: "столько храмов возрождено, столько монастырей отстроено!".

Комсомольцы 80-х, если бы у них был свободный интернет, так не отзывались бы на смерть тогдашнего патриарха... А, значит, это уже задача для патриарха нового – найти слова и аргументы, которые смогли бы совершить ментальную революцию. Я имею в виду переход от выражения "ваша Церковь" – к "наша Церковь".

"Иконический" епископ скажет: "благочестие всегда гонимо", и тем самым замажет острейшую проблему универсальным ответом. Болезненно переживает отторжение молодежи от Церкви, кажется, только 62-летний митрополит Кирилл+ И, наконец, третий кризис, которого не избежать нашей Церкви. Имя ему – глобализация. Мир интернета и цифрового телевидения – это мир свободного перемещения идей, а, значит, их конкуренции. Царь не вырвет язык у еретика и интернет-полиция не завалит сайт ёрника-антиклерикала.

На той же встрече со студентами Местоблюститель сказал: "Россия вступает в очень опасную эпоху глобализации. В эту эпоху выиграет тот, кто будет сильнее, потому что уничтожаются существующие границы, и в будущем их будет еще меньше. Никого нельзя будет силой лишить возможности говорить, убеждать, использовать средства массовой информации. Придет цифровое телевидение, оно предоставит возможность иметь сотни телевизионных каналов. Ну, кому вы запретите говорить? Это будет прямое столкновение идей и духа. Все это может кончиться апокалипсисом, если мы с вами будем слабы, если мы проиграем это реальное соприкосновение сил и идей. Мы не должны этого допустить. У нас с вами нет права проиграть историческую битву за Россию. Как мы говорим, что есть часть вины у Русской Церкви за трагедию 17 года, так не дай Бог, если будущие поколения скажут, что у Русской Церкви снова была часть вины за разрушение духовной традиции Святой Руси. Мы исторически уже многие битвы проиграли как страна и даже как церковь. Но нам предстоят очень серьезные духовные сражения"

И кто же еще из наших епископов имеет мужество и честность говорить о возможном поражении Церкви? Не чаще ли звучит заклинание о том, что "Россия возродится и всех победит!"? Ну, а раз Россия и Церковь обречены на историческую победу, то и напрягаться особо не стоит, пусть все течет от юбилея к юбилею+ И кто из епископов (кроме Кирилла) сможет быть публичным защитником Церкви и ее веры? Не просто молитвенником, не просто сокровенным переговорщиком ("мистиком" в придворно-византийском смысле этого слова – "тайным советником" императора)?

Вся жизнь митрополита Кирилла – это дискуссия. Когда ему было 9 лет, весь его класс "вступали" в пионеры. Будущий митрополит отказался. Его уговаривают, и в ответ слышат: "Марь Ванна, да я согласен! У меня только один вопрос: а можно я в этом галстуке буду в храм ходить?". На этом вопрос о пионерстве был снят. И в этой реплике – весь будущий митрополит. Он отстоял ортодоксальную позицию, но с помощью неожиданно-нового аргумента.

Затем как ректор Духовной Академии 10 лет он ведет непубличный диалог с железобетонными большевиками, которые пробовали управлять церковной жизнью Ленинграда (в итоге его в 1985 году снимают с ректорства и из Ленинграда посылают в Калининград – при том, что в Калининградской области просто не было ни одного действующего православного храма). Он вел дискуссии с католиками и протестантами, либералами и "зарубежниками". И в итоге стал единственным человеком, в присутствии которого даже Познер ведет себя прилично... Да, митрополит Кирилл властен. Это видно даже через телеэкран. Но в шторм уступчивый и тихий капитан просто опасен для всего экипажа. И властность бывает разная. Митрополит Кирилл свою жизнь подчинил идее и ради этой, церковной идеи он готов идти вверх.

Среди же тех, кого молва считает его оппонентом, есть не менее властные люди. Но, честно говоря, в некоторых случаях невооруженным глазом видно, что этот человек делает карьеру только ради самого себя. Он и сам не знает, зачем бы именно ему становиться патриархом, не знает, что он хочет и мог бы сказать миру и ради чего он использовал бы патриаршую власть. "Зачем тебе патриарший жезл? – А шоб було!".

И еще, для того, чтобы сохранить корабль в шторм, надо честно этот шторм видеть и предвидеть. В других епископах слишком много благодушия+ А митрополит Кирилл мог бы стать "кризисным менеджером". Не в том смысле, что сама Церковь в кризисном состоянии (хотя и тут болезней немало, и о болезненном состоянии церковной жизни честно говорил сам Местоблюститель на встрече с семинаристами). Шторма придут на Церковь из светского мира.

Поразительно, но уже в речи при погребении патриарха Алексия митрополит Кирилл сказал нечто совсем непривычное для нашей иерархической риторики. Он говорил не только о молитве, мудрости, опыте Церкви, красоте и глубине веры... Он говорил о силе Церкви, а, значит, о Церкви как силе. "Патриарх Алексий принял церковь, ослабленную десятилетиями гонений, притеснений, церковь, которая неспособна была раскрыть весь свой духовный потенциал, чтобы обратить слово жизни ко всему народу. Подобно больному человеку, который долгое время лежал в кровати и которому потом предложили встать, Церковь наша, вставая, была слаба. Но в то же самое время огромные исторические вызовы обрушились на нашу страну и слабая русская церковь должна была принять на себя эти вызовы, не потерять свой народ. И сегодня патриарх Алексий оставил другую Церковь. Она больше не немощная, не слабая, у нас не дрожат больше руки и ноги, потому что миллионы людей осознали, что без Бога и правды Его не может быть и человеческой правды. Русская Православная Церковь – единственная, кто сохраняет традицию память и ценности Святой Руси, духовную красоту и СИЛУ той традиции, которая нас всех воспитала".

И говорил это митрополит без бумажки, а, значит, из глубины своих убеждений.

В иной ситуации такие слова, сказанные с такой интонацией, да еще и в присутствии высших властей страны, могли бы означать скорую ссылку дерзкого иерарха. Но признаков негативно-властной реакции не наблюдается.

Светская власть подчеркнуто стоит вдали от церковных выборов и явно не собирается отказываться от принципа свободы совести.

Кроме того, в преддверии неизбежного социального кризиса власти нужны сильные союзники. А опираться можно только на то, что сопротивляется. Если патриарх будет назначен Кремлем, если он будет откровенно уступчив, если он будет малоизвестен народу, то как его слово сможет поддержать гражданский мир в случае обострения кризиса?

Содержание статьи довольно многообразно и в стиле отца Андрея. Очень советую прочесть.

C нами с 09.06.2005 Репутация: **545.7**

Патриархальный расклад
// Выбирать нового патриарха будут бизнесмены и чиновники

Газета «Коммерсантъ» № 2(4057) от 12.01.2009

Сегодня собрание московского духовенства выдвинет делегатов на Поместный собор, которому предстоит избрать нового патриарха Русской православной церкви. Тем временем большинство епархий уже определило своих представителей. Их списочный состав демонстрирует, что выбирать патриарха в этом году будет беспрецедентная доля госчиновников и бизнесменов, спонсирующих епархии. Церковная общественность восприняла эту новость в штыки, переименовав грядущий Поместный собор в "ярмарку тщеславия" и "собрание подсвечников".

Окончательная процедура выборов патриарха пока не утверждена, однако, как объяснили "Ъ" в аппарате РПЦ, предполагается, что голосование пройдет в два этапа. Так, 26-27 января епископы РПЦ (около 200 человек) соберутся на Архиерейский собор и проведут первичный отсев кандидатов: путем рейтингового голосования будут определены три победителя. Имена этих претендентов будут вынесены на голосование Поместного собора. Согласно декабрьскому решению Священного синода, епархии РПЦ на Поместном соборе будут представлять делегации, включающие местных епископов, монахов, священнослужителей и мирян (всего правом голоса будут обладать 750 человек). К 15 января списки выборщиков должны быть представлены мандатной комиссии РПЦ. Таким образом, выборы делегатов уже вышли на финишную прямую: сегодня со своими представителями определится и московское духовенство.

Однако уже предварительный состав выборщиков преподнес церковному сообществу сюрприз: в состав епархиальных делегаций войдет беспрецедентное число представителей госвласти и бизнеса. Так, Ростовская епархия оказала честь избрания патриарха владельцу ОАО "Донской табак", зампреду комитета Госдумы по бюджету и налогам Ивану Саввиди. Делегатом от Барнаульской и Алтайской епархии стал председатель правления фармацевтической компании ТОО "Юнифарм" Юрий Нижегородцев. Бобруйск представит директор ОДО "Яробел", а также председатель комиссии по торговле и предпринимательству местного горсовета Игорь Банщиков. А Курская епархия направила в столицу сотрудника областной администрации — заместителя начальника управления по взаимодействию с политическими партиями и общественными организациями Александра Шаповалова.

В выдвижении бизнес-элиты преуспели и страны СНГ. Так, Донецкая и Мариупольская епархия (Украинская православная церковь Московского патриархата) сочла, что за патриарха следует голосовать владельцу компании "Донецксталь — металлургический завод" Виктору Нусенкису. Конотопская и Глуховская епархия направит на Поместный собор президента национальной компании "Энергоатом" Андрея Дергача. Бердянская и Богуславская — председателя наблюдательного совета ОАО "Бердянский агротехсервис" Владимира Пасечника.

А Тираспольская и Дубоссарская епархия (Приднестровье) делегировала на Поместный собор сына президента непризнанной республики депутата верховного совета Приднестровья, председателя совета акционеров ЗАО "АКБ "Газпромбанк"" Олега Смирнова.

В списке мирян есть и деятели искусства. Так, Астраханская епархия выбрала делегатом на собор директора городского цирка Анатолия Додона. А Владивостокская епархия будет представлена актрисой местного драмтеатра Ларисой Белобровой, более известной в качестве супруги губернатора Приморья Сергея Дарькина. Как сообщил "Ъ" источник в РПЦ, делегатом от Омской епархии должен стать и вовсе глава региона Леонид Полежаев. В администрации Омской области "Ъ" не подтвердили, но и не опровергли эту информацию: "Вопрос о визите губернатора в Москву сейчас решается".

В РПЦ не скрывают, что епархии пошли по пути выдвижения в делегаты церковных спонсоров, для которых участие в выборах патриарха "равноценно православному ордену". И такая ситуация на выборах патриарха сложится впервые. До 1917 года миряне в соборах участвовали, но лишь с правом совещательного голоса. А на предыдущих выборах патриарха миряне имели право голосовать, но их голоса относили все же к церковным — большинство мирян работали в приходских учреждениях. "В девяностом трудно было себе представить секретаря парткома, рвущегося выбирать патриарха",— говорит диакон Андрей Кураев.

"Это особая честь для меня быть избранным благочинными Ростовской области,— признался "Ъ" депутат Иван Саввиди, выигравший соревнование у девяти претендентов.— Я строю храмы, многим храмам помогаю. Да и вообще, я и моя православная жизнь — одно и то же. Кажется, я еще в утробе матери мыслил о православии, его будущем и нашей духовности". Господина Саввиди не смущает столь многочисленное представительство чиновников и бизнесменов среди тех, кому предстоит выбирать патриарха. Он убежден, что "в борьбе за духовную целостность народа и будущее страны очень важно не быть сторонним наблюдателем".

Состав выборщиков уже вызвал раскол в церковном общественном мнении. Так, пресс-секретарь Московской патриархии отец Владимир Вигилянский заметил в разговоре с "Ъ", что "не знает этих людей лично и априорно судить о них не может".

Однако напомнил, что за делегатов проголосовало местное духовенство и голосование в большинстве случаев было тайным: "И если кому-то не нравится такая доля бизнеса и власти в числе выборщиков, пусть сетуют на демократию — это ее издержки".

"Мы говорим, что в церкви перед чашей все равны,— говорит главный редактор православного журнала "Фома" Владимир Легойда.— Церковь — мощный общественный институт, в жизни которого участвуют все слои. Однако в церкви нередко возникают дискуссии о том, правомерно ли равное голосование священнослужителей и мирян". Известный богослов, диакон Андрей Кураев, например, считает, что не следовало превращать Поместный собор в "съезд промышленников и предпринимателей" и "ярмарку тщеславия".

При этом аргументы противников столь широкого представительства властной и бизнес-элиты разнообразны. Церковная общественность напоминает, что церковь довольно долго отстаивала автономию от государства не для того, чтобы на выборах святейшего так с ним сблизиться. Кроме того, опасение у церковных и светских экспертов вызывает "малоцерковность" делегатов. Так, представители власти и бизнеса, в начале девяностых массово устремившиеся в церкви, даже получили среди верующих прозвище "подсвечники". А это, по мнению экспертов, значит, что VIP-делегаты вряд ли способны проявить взвешенную и независимую позицию при голосовании и могут оказаться под прицелом пропаганды священников — их голосами, по сути, будут управлять епископы.

С другой стороны, сторонники митрополита Смоленского Кирилла (Гундяева) считают, что такая доля влиятельных мирян "может стать антимонашеским лобби на соборе". Как уверяют в окружении митрополита, монахи относятся к кандидатуре фаворита предвыборной гонки с некоторым предубеждением.

Юлия Ъ-Таратута

оригинал тут

Видные делегаты-миряне
// Действующие лица

Газета «Коммерсантъ» № 2(4057) от 12.01.2009

Николай Алчиев, первый заместитель председателя народного собрания Республики Дагестан, член "Единой России".

Алексей Батраков, ульяновский предприниматель, занимался недвижимостью и ресторанным бизнесом.

Лариса Белоброва, актриса, супруга губернатора Приморского края Сергея Дарькина.

Анатолий Додон, директор Астраханского цирка.

Валерий Иванов, председатель Общественной палаты Ивановской области.

Борис Кичеев, бывший заместитель министра юстиции Республики Хакасия.

Олег Клименко, заместитель председателя правительства Калмыкии.

Игорь Марков, депутат одесского городского совета, занимается строительным и нефтяным бизнесом.

Василий Мельник, глава компании EuroHolding, один из богатейших людей Латвии, советник премьер-министра страны.

Юрий Нижегородцев, председатель правления холдинга "Юнифарм".

Виктор Нусенкис, глава украинского концерна "Энерго", владелец компании "Донецксталь".

Александр Панченко, верховный атаман Запорожского казачьего войска, сторонник Виктора Януковича, в 2005 году объявлялся в международный розыск по подозрению в растрате.

Александр Попов, председатель правления компании "Форлика" (Литва), занимается морскими перевозками.

Иван Саввиди, депутат Госдумы от "Единой России", бывший гендиректор компании "Донской табак".

Олег Смирнов, сын президента непризнанной Приднестровской молдавской республики.

Александр Шаповалов, замначальника управления по взаимодействию с политическими партиями и общественными организациями администрации Курской области.

Виктор Шеверталов, помощник архиепископа Петрозаводского и Карельского по экономическим вопросам, бывший комсомольский работник и бизнесмен.

оригинал тут

Вот такое вот ОАО РПЦ, гос. монополия на Бога... Я не знаю

Возраст: 40 C нами с 24.05.2008 Репутация: **101**

Вопросы священнику

Очень давно волнует вот какой вопрос: почему в православии прихожан (при совершении таинств, обрядов, молитв) именуют "раб Божий", а в католицизме "сын Божий"? Диана

Отвечает священник Афанасий Гумеров, насельник Сретенского монастыря:

Утверждение это не соответствует действительности. Католики в молитвах также называют себя рабами Божиими. Обратимся к главной службе католиков – Мессе. «Священник, сняв покров с чаши, возносит хлеб на дискосе, говоря: Приими, Святый Отче, Всемогущий Вечный Боже, сию непорочную жертву, которую я недостойный раб Твой приношу Тебе, Богу моему живому и истинному, за бесчисленные грехи, оскорбления и нерадения мои, и за всех здесь присутствующих, и за всех верных христиан живых и умерших». С началом Евхаристической молитвы (I) священник просит о живых: «Помяни, Господи, рабов и рабынь Твоих…. всех присутствующих, вера которых Тебе известна и благочестие которых Тебе ведомы…». Во время канона Литургии священник произносит: «Посему и мы, Господи, рабы Твои и народ Твой святой, памятуя благословенное Страдание и Воскресение от преисподних и славное на небо Вознесение Того же Христа, Сына Твоего, Господа нашего, приносим преславному Величеству Твоему от Твоих благ и даров…». Во время поминовения усопших произносится молитва: «Помяни еще, Господи, рабов и рабынь Твоих…, которые предварили нас со знамением веры и почивают сном мира». В продолжении молитвы за усопших священник говорит: «И нам грешным рабам Твоим, уповающим на обилие милости Твоей, благоволи даровать некоторую часть и общение с Твоими святыми Апостолами и Мучениками, с Иоанном, Стефаном, Матфием, Варнавою, Игнатием, Александром, Марцелином, Петром, Фелицитатою, Перпетуею, Агафиею, Луциею, Агнессою, Цецилиею, Анастасиею и всеми святыми Твоими, в сообщество которых приими нас…». В латинском тексте стоит существительное famulus (раб, слуга).

Наше духовное сознание должно быть очищенным от мирских представлений. Мы не должны понятия, заимствованные из области юридических и социальных отношений, применять к высшей реальности, в которой действуют иные начала и законы. Бог хочет всех привести к вечной жизни. Человек, имеющий поврежденную грехом природу, чтобы обрести блаженство в Царстве Небесном, должен не только верить в Бога, но и всецело следовать всеблагой воле Господа. Священное Писание человека, который совлекся своей греховной воли и предал себя спасительной воле Господа, называет «рабом Божиим». Это очень почетное звание. В библейских священных текстах слова «раб Господень» применяются в первую очередь к Мессии-Христу, Сыну Божию, Который до конца исполнил волю пославшего Его Отца. Мессия говорит через пророка Исаию: «Мое право у Господа, и награда Моя у Бога Моего. И ныне говорит Господь, образовавший Меня от чрева в раба Себе, чтобы обратить к Нему Иакова и чтобы Израиль собрался к Нему; Я почтен в очах Господа, и Бог Мой - сила Моя. И Он сказал: мало того, что Ты будешь рабом Моим для восстановления колен Иаковлевых и для возвращения остатков Израиля, но Я сделаю Тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли» (Ис.49:16). В Новом Завете апостол Павел говорит о Спасителе: «уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени» (Фил.2:7-9). Пресвятая Дева Мария говорит о Себе: «се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лк.1:38). Кого еще Слово Божие называет «рабом Божиим»? Великих праведников: Авраама (Быт.26:24), Моисея (1Пар.6:49), Давида (2Цар.7:8). Св. апостолы применяют к себе это звание: «Иаков, раб Бога и Господа Иисуса Христа» (Иак.1:1), «Симон Петр, раб и Апостол Иисуса Христа» (2 Петр.1:1), «Иуда, раб Иисуса Христа» (Иуд.1:1), «Павел и Тимофей, рабы Иисуса Христа» (1:1). Право называться рабом Божиим надо заслужить. Многие ли могут с чистой совестью сказать о себе, что они - рабы Божии и не являются рабами своих страстей, рабами греха?

Возраст: 40 C нами с 24.05.2008 Репутация: **101**

Рабы не мы...

Ответ Романа Маханькова на письмо читателя журнала Фома.

Здравствуйте! Есть у меня вопрос, из-за которого мне трудно принять Православную Церковь. Почему православные называют себя "рабами Божьими"? Как может нормальный, вменяемый человек так унижаться, считать себя рабом? И как прикажете относиться к Богу, который нуждается в рабах? Из истории мы знаем, какие омерзительные формы принимало рабство, сколько тут было жестокости, подлости, скотского отношения к людям, за которыми никто не признавал никаких прав, никакого достоинства. Я понимаю, что христианство зародилось в рабовладельческом обществе и закономерно унаследовало всю его атрибутику. Но с тех пор минуло две тысячи лет, мы живем в совершенно другом мире, где рабство справедливо считается омерзительным пережитком прошлого. Почему же христиане по-прежнему используют это слово? Почему им не стыдно, не противно говорить про себя "раб Божий"? Парадокс. С одной стороны, христианство - религия любви, есть даже, насколько я помню, такие слова: "Бог - это любовь". А с другой стороны - апология рабства. Какая может быть любовь к Богу, если воспринимать его как всевластного господина, а себя – как униженного, бесправного раба?

И еще. Если бы христианская Церковь действительно строилась на основе любви, она заняла бы непримиримую позицию по отношению к рабству. Не могут люди, утверждающие, будто любят ближних своих, владеть рабами. Однако из истории мы знаем, что рабство вполне одобрялось Церковью, а когда оно исчезло - то не благодаря деятельности Церкви, а скорее вопреки.

Но тут есть для меня одна сложность. Я знаю некоторых православных христиан, это замечательные люди, которые действительно любят ближних. Не будь их, я счел бы все эти христианские разговоры о любви лицемерием. А теперь не могу понять, как же так? Как в них это совмещается - любовь к людям и к своему Богу - и одновременно желание быть рабами. Мазохизм какой-то, не находите?

Александр, г. Клин Московской области.

Когда мы произносим слово "раб", перед глазами встают ужасные сцены из советских учебников по истории Древнего Рима. Да и после советской эпохи положение мало изменилось, ведь мы, европейцы, знаем о рабстве почти исключительно по рабству у римлян. Античные рабы... Абсолютно бесправные, несчастные, "человекоподобные" существа в оковах, прорезающих руки и ноги до самых костей... Их морят голодом, избивают плетьми и заставляют работать на износ 24 часа в сутки. А хозяин, в свою очередь, может в любую минуту сделать с ними все что угодно: продать, заложить, убить...

Это и есть первое заблуждение относительно термина "раб Божий": рабство у евреев разительно отличалось от рабства у римлян, было гораздо мягче.

Иногда такое рабство называют патриархальным. В самые древние времена рабы были фактически членами семьи господина. Рабом мог называться также слуга, верный человек, служащий хозяину дома. Например, у Авраама - отца еврейского народа – был раб Елиезер, и пока у господина не родился сын, этот раб, названный в Библии "домочадцем" (!), считался его главным наследником (Бытие, глава 15, стихи 2-3). И даже после того, как у Авраама родился сын, Елиезер вовсе не стал похож на несчастное существо в оковах. Господин отправил его с богатыми дарами на поиски невесты для сына. И для еврейского рабства нет ничего удивительного, что он не сбежал от хозяина, присвоив имущество, а исполнил ответственное поручение как свое собственное дело. О подобном говорит и книга Притчей Соломоновых: "Разумный раб господствует над беспутным сыном, и между братьями разделит наследство" (глава 17, стих 2). Об образе такого раба говорит Христос, Который проповедовал в конкретной культурно-исторической обстановке.

Закон Моисеев запрещал навсегда обращать своих соплеменников в рабство. Вот как об этом говорит Библия: "Если купишь раба Еврея, пусть он работает шесть лет; а в седьмой пусть выйдет на волю даром. Если он пришел один, пусть один и выйдет. А если он женатый, пусть выйдет с ним и жена его" (Исход, глава 21, стихи 2-3).

Наконец, слово "раб" широко используется в Библии как формула вежливости. Обращаясь к царю или даже просто к кому-либо вышестоящему, человек называл себя его рабом. Именно так именовал себя, например, Иоав, командир войска царя Давида, будучи фактически вторым лицом в государстве (2-я Книга Царств, глава 18, стих 29). А совершенно свободная женщина Руфь (прабабушка Давида), обращаясь к своему будущему мужу Воозу, называла себя его рабой (Книга Руфь, глава 3, стих 9). Более того, Священное Писание именует рабом Господа даже Моисея (Книга Иисуса Навина, глава 1, стих 1), хотя это величайший ветхозаветный пророк, о котором в другом месте Библии говорится, что "говорил Господь с Моисеем лицом к лицу, как бы говорил кто с другом своим" (Исход, глава 33, стих 11).

Таким образом, непосредственные слушатели Христа понимали Его притчи о рабе и господине не так, как современные читатели. Во-первых, библейский раб был членом семьи, а значит, его труд основывался вовсе не на принуждении, а на преданности, верности хозяину, и слушателям было ясно, что речь идет о честном исполнении своих обязательств. А во-вторых, для них не было ничего обидного в этом слове, потому что оно являлось лишь выражением уважения к господину.

Но даже если терминология Иисуса и была понятна Его слушателям, зачем ею стали пользоваться последующие поколения христиан и, что самое непонятное - современные христиане, ведь прошло уже несколько столетий как общество отказалось от рабства, будь то римская его форма, или более мягкая - иудейская? И вот здесь возникает второе заблуждение относительно выражения "раб Божий".

Дело в том, что оно не имеет никакого отношения к социальному институту рабства. Когда человек говорит о себе: "я раб Божий", он выражает свое религиозное чувство.

И если социальное рабство в какой бы то ни было форме – это всегда несвобода, то религиозное чувство свободно по определению. Ведь человек сам волен выбирать, верить ему в Бога или нет, исполнять Его заповеди или отвергать. Если я верю во Христа, то становлюсь членом семьи - Церкви, Главой Которой Он является. Если я верю в то, что Он - Спаситель, я не могу уже относиться к Нему иначе, как с уважением и трепетом. Но, даже став членом Церкви, став "рабом Божьим", человек все равно остается свободен в своем выборе.

Достаточно вспомнить, например, Иуду Искариотского – ближайшего ученика Иисуса Христа, который реализовал такую свободу, предав Своего Учителя.

Социальное рабство - это всегда страх раба (в большей или меньшей степени) перед своим господином. Но отношения человека с Богом основаны вовсе не на страхе, а на любви. Да, христиане называют себя "рабами Божьими", но почему-то люди, которые недоумевают насчет подобного наименования, не замечают таких слов Христа: " Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями..." (Евангелие от Иоанна, глава 15, стихи 14-15). Что же заповедует Христос, за что Он называет Своих последователей друзьями? Это заповедь о любви к Богу и ближнему. И вот когда человек начинает исполнять эту заповедь, он обнаруживает, что принадлежать Богу можно только всецело. Другими словами, обнаруживает свою полную зависимость от Господа, который Сам есть Любовь (1-е Послание апостола Иоанна, глава 4, стих 8). Таким образом, в "странную" фразу "я раб Божий" человек вкладывает ощущение полной и всецелой зависимости своего сердца от Господа, без Которого оно не может по-настоящему любить. Но эта зависимость свободна.

И наконец, последнее заблуждение, что якобы Церковь поддерживала социальное рабство, в лучшем случае была пассивна, не протестуя против него, а отмена этого несправедливого общественного института произошла не благодаря деятельности Церкви, а скорее, вопреки. Давайте посмотрим, кто отменил рабство и по каким мотивам? Во-первых, там, где нет христианства, не считается зазорным держать рабов и до сих пор (к примеру, в Тибете рабство было законодательно отменено лишь в 1950 году). Во-вторых, Церковь действовала не методами Спартака, которые вели к ужасной "кровавой бане", а иначе, проповедуя, что и рабы, и господа –равны перед Господом. Именно эта идея, постепенно вызревая, и привела к отмене рабства.

Для просвещенных язычников-греков вроде Аристотеля, живших в государствах, где основным было рабство "лагерного" типа, рабы были просто говорящими орудиями, да и все варвары - те, кто жил за пределами ойкумены - по природе являлись для них рабами. Наконец, вспомним недавнее историческое прошлое - Освенцим и ГУЛАГ. Именно там на место учения Церкви о рабах Божьих было поставлено учение о человеке-господине - о господствующей расе нацистов и классовом сознании марксистов.

Церковь никогда не занималась и не занимается политическими революциями, а призывает людей к изменению своих сердец. В Новом Завете есть такая потрясающая книга - Послание апостола Павла к Филимону, весь смысл которого именно в братстве во Христе раба и господина. По своей сути это небольшое письмо, написанное апостолом своему духовному сыну - Филимону. Павел отправляет ему обратно беглого раба, принявшего христианство, и при этом очень настойчиво требует, чтобы господин принял его как брата. Вот в этом принцип социальной активности Церкви - не принуждать, а убеждать, не приставлять нож к горлу, а давать пример личной самоотверженности. Кроме того, нелепо применять к ситуации 2000-летней давности современные социально-культурные понятия. Это все равно, что возмущаться отсутствием у апостолов своего web-сайта. Если хотите понять, какова была позиция Церкви и апостола Павла относительно рабства - сравните ее с позицией их современников. И посмотрите, что деятельность Павла принесла в этот мир, как она его изменила - медленно, но верно.

И последнее. В Библии есть книга пророка Исаии, где грядущий Мессия-Спаситель предстает в образе раба Господа: Ты будешь рабом Моим для восстановления колен Иаковлевых и для возвращения остатков Израиля; но Я сделаю Тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли" (глава 49, стих 6). В Евангелии Христос неоднократно говорил, что Он пришел на землю не для того, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих" (Евангелие от Марка, глава 10, стих 45). И апостол Павел пишет, что Христос для спасения людей принял "образ раба" (Послание к Филиппийцам, глава 2, стих 7). И если Сам Спаситель называл себя служителем и рабом Божьим, то неужели Его последователи постыдятся называть себя так?

Роман МАХАНЬКОВ

Возраст: 44 C нами с 02.07.2005 Репутация: **132.3**

Александр Нотин
КАКАЯ ЭЛИТА НАМ НУЖНА. СТАТЬЯ ВТОРАЯ.
Духовная беспризорность: православие и молодёжь

ПРИХОД ПЕРЕДОВОЙ ЧАСТИ российской молодежи к христианскому учению, а затем и к жизни по Христу, кажущийся сегодня почти немыслимым, на самом деле не так уж утопичен. Три группы взаимосвязанных факторов помогают этому процессу, ускоряют его: глобальные, национальные, личностные.

Глобальный кризис действует на сознание молодого русского интеллектуала как ушат холодной воды. Из стороннего наблюдателя мировой драмы он вдруг, помимо своей воли, становится её непосредственным участником. Лавина нерешённых проблем и конфликтов готова, кажется, в любой момент рухнуть на уютный его мирок, сметая со своего пути и мнимое благополучие, и планы на будущее, и, возможно, само это будущее. Тут уж не до сантиментов. Тут — либо ты, либо тебя. Ситуация — как, впрочем, и сам глобальный кризис — уникальная, не описанная ни в каких учебниках.

Во-первых, сакраментальные вопросы "кто виноват?" и "что делать?" перемещаются для нашего героя из области абстрактного сострадания к нуждам других людей в куда более жесткую и конкретную плоскость личного выживания.

Во-вторых, начинает живо волновать природа происходящего. Официальное объяснение кризиса как пусть и серьезного, но всего лишь технического сбоя в системе глобального мироустройства почему-то не устраивает. Инстинкт самосохранения подсказывает: "чёрт" куда страшнее, чем его малюют. Возникает недоверие к дружным эскападам мировой прессы (и стоящей за нею мировой элиты) — мол, "всё под контролем" и для преодоления "технического сбоя" достаточно подкрутить кое-какие гайки, на худой конец, подлатать и подновить мировую систему управления….

В-третьих, молодежь, как никогда, боится ошибки. Диагноз вселенской беды должен быть совершенно точным. И скорым. Времени и сил на "вторую попытку" может и не быть.

В этом контексте христианское понимание сущности и причин хронической болезни человечества вообще и нынешнего её обострения (глобального кризиса), в частности, вызывает у молодых не страх и предубеждение, не рассудочный протест и отторжение, как это было в не столь уж далеком прошлом, а живой отклик и неподдельный интерес.

Кто довел планету до её нынешнего упадка? Рыбы, птицы, звери? Или, может быть, "зеленые человечки", созданные нашим воспаленным воображением с тайным упованием на некий "высший разум", который в последний момент, якобы, вмешается и всё исправит?

Христианство отвечает на этот вопрос просто — так, как ответил бы и ребёнок, если бы его не сбивала с толку рационально-материалистическая школа: АВТОР ВСЕМУ — ЧЕЛОВЕК.

С точки зрения православия, ход мировой истории определяется не сменой формаций, не столкновением культур, идеологий, интересов и амбиций, даже не научно-техническим прогрессом, а… духовным состоянием человека. Точнее — степенью чистоты (святости) его души. Еще точнее — степенью его человечности: и каждого человека в отдельности, ибо каждый — вселенная, и соборно, собирательно всего человечества, единого организма, состоящего из шести миллиардов живых "людей-клеток".

В основании любого: как самого простого, так и самого сложного — земного явления или процесса, перед которым зачастую почтительно склоняется разум, лежит сам этот наш разум-творец (кто или что еще?), а под ним, много глубже — исходное намерение человека-творца: доброе или злое, праведное или лживое, должное или недолжное.

Следовательно, и корни нынешнего кризиса следует искать не в просчетах политиков и специалистов, а в тех базовых побуждениях лжи, насилия и порока, на которых испокон века зиждется наша цивилизация. Полюбопытствуйте — раскрутите, разберите на части любое (за редким исключением) явление нашей жизни, и там, в самом его основании вы найдете исходную мотивацию: алчность или обман, зависть или злобу, страх или боль. Бывает, правда, и так: творение создано вроде с добрыми побуждениями, но, попадая в руки других людей… Не зря говорят: благими намерениями дорога в ад вымощена.

Вывод: как духовное первично по отношению к физическому ("дух творит себе формы", а не наоборот), так и ужасающий нас, грозящий нам погибелью мир может быть изменен только одним способом — ИЗМЕНЕНИЕМ СЕБЯ.

Разум наш упёрся в потолок. Действуя горделиво и самонадеянно, в отрыве от духовных законов (неизмеримо более важных для него, нежели законы земной жизни), он словно забыл, что принадлежит человеку, и призван служить исключительно его благу. Отсюда зло: наука ради науки, война ради войны, образование ради образования, деньги ради денег — разве не в отходе от базового принципа человечности и поклонении мертвым идолам страстей суть и соль всех невзгод нашей так называемой цивилизации?! Бессовестный и безбожный разум, лишившись духовной узды, восстает на своего хозяина-человека, обращая его в раба себе и собою же порожденным страстям. Теперь этот бесноватый разум "дорастает" до идеи уничтожения "ненужной" части человечества! Вдумаемся в грозное предостережение Святых Отцов Церкви: страшен человек, удовлетворенный материально, но не имеющий правильного духовного устроения!

Глобальный кризис не имеет решения в рамках рациональных парадигм. Тяга разума к самоуничтожению закрывает ему путь познания. Любой научный прорыв, не освященный новой духовностью, опасен для человека: логикой бездушной целесообразности он присваивается рынком, политиками или военными, служит смерти, но не жизни. Истощение ресурсов и пороговое напряжение систем жизнеобеспечения целого мира — это ли не результат "разумного", то есть опирающегося исключительно на самонадеянный интеллект, развития человечества?! Если мы и дальше намерены полагаться исключительно на силу такого "разума" и накопленную им инерцию "прогресса" — а именно это, в конечном счете, предлагает мировая политическая знать, — наша цивилизация обречена. Что человечнее: добровольно усмирить непомерные потребности т.н. цивилизованного мира (население США, как известно, составляет лишь 5% от общемирового, а потребляет 40% глобального ВВП) или планировать истребление двух третей человечества?

ИЗМЕНИТЬ СЕБЯ — реально ли это? Возможно ли появление нового человека и новой философии жизни?

Принимая во внимание, что подобное изменение, во-первых, может произвести над собой только сам человек и только добровольно; а, во-вторых, что речь должна идти не о герое-одиночке, а о достаточно больших (десятки и сотни тысяч) группах преображенных людей, задача выглядит почти невыполнимой. Современный человек опасно деградировал: всецело погруженный в нужды и запросы своего тела, он невежествен и беспомощен в понимании собственной души. Вечное и первичное предано им в угоду временному и бренному. Человек как бы переворачивается с ног на голову — так и живёт, страдая, болея и умирая.

Глобальный кризис, несомненно, толкает пораженный гордыней человеческий разум к пониманию этой истины. (В самом деле, не враг же он нам — наш разум!) Но одного лишь внешнего фактора недостаточно. Нужны еще особые региональные или национальные условия, при которых глубокое внутреннее преображение человека из абстрактной идеи могло бы стать реальностью.

Такие условия, на наш взгляд, точечно и ускоренно складываются в России. И только здесь!

Россия всегда, под глумливые ухмылки Запада, пробивала миру неторные пути и открывала новые горизонты. Бездорожье и дураки, войны и революции промыслительно устилали терниями ее путь, не позволяя расслабиться, отвлечься от мучительного прорыва в будущее, заплыть жиром сытого и тупого неверия. Каждый раз, когда нашей духовной жизни угрожал застой, происходил социальный взрыв. Так, штыками революции 1917 года Всевышняя и Всеблагая "хирургия" вырвала страну и Церковь из религиозного упадка начала прошлого века, блестяще показанного, например, в трудах митрополита Вениамина (Федченкова). В свою очередь, большевистский "железный занавес" на добрых семьдесят лет отгородил русское Православие от тлетворного влияния западных вероучений, которые в ХХ веке, слава Богу, догнивали уже без нас, а великие очистительные жертвы, понесенные Церковью Христовой в годы сталинских гонений, вернули ее на путь христианского подвига и подвижничества.

У неписаной духовной истории человечества своя логика — чаще всего отличная от мирской, а то и прямо противоположная ей. Эта логика еще ждет своих исследователей.

Крах СССР и приход к власти в России либералов имели, в контексте этой истории, такое же смысловое значение, как и падение дома Романовых. В сжатые исторические сроки, в самом концентрированном виде России по попущению Всевышнего была дана возможность до дна испить "чашу либерализма и демократии". Ту самую чашу, которую Запад цедил малыми глотками не одно уже столетие, рекламируя её в качестве "живой воды" и силой навязывая остальному миру. Не познав вкуса этого зелья, мы не смогли бы без оглядки и сожаления идти дальше. Нам нужно было опытно убедиться в том, что все революционные способы "улучшения" мира окончательно себя развенчали и изжили. Нам нужно было увидеть, кожей ощутить, что нынешнее "предынсультное" состояние цивилизации как раз и вызвано длинной чередой ошибок разума и победоносных безбожных революций, каждая из которых несла на своих знаменах светлые идеи, почти заповеди блаженства, а все вместе обернулись террором против собственных народов и агрессиями против чужих. За голгофами всё более и более кровавых революционных бурь мы, наконец, смогли разглядеть рыло их вдохновителя, главного революционера всех времен и народов, "лжеца и отца лжи"...

Будем надеяться, что последней в этом ряду — во всяком случае, для русского сознания — стала либеральная революция 90-х годов. Классическая, образцовая революция. Та же лживость лозунгов, та же пропасть между словами и делами, те же трагические социальные последствия. Внешняя форма, правда, особая: мягкая, иезуитская, просвещенная. Без наивного идеализма и "грубой" трудовой романтики. Но если бы кто-то взялся суммировать все прямые и косвенные людские потери, которые страна понесла за минувшие двадцать лет в результате развала хозяйства, семьи и нравственности, скорбный счет оказался бы вполне сравнимым с войной и ГУЛАГом. Если же к этому добавить страшную тенденцию духовного растления и, как следствие, нарастающего демографического убывания русского народа, — итог был бы и того горше.

Могут возразить: христианский синтез, о котором, по словам Г. Флоровского, "томится и взыскует современная эпоха", немыслим в сегодняшней России! Ситуация аховая: хозяйство в развале, население тает, кругом торжество гламура, коррупции, порока. Пир во время чумы. СМИ и телевидение превозносят мошенников, бандитов, извращенцев, космополитов и колдунов. Трудно поверить, будто власть и впрямь надеется, что этот "табор" будет строить, рожать, изобретать и защищать державу. Она либо лукавит, либо не чует беды — и сама рубит сук, на котором сидит.

Да, всё верно, ситуация действительно аховая. Но это опять-таки только внешняя сторона жизни. Для духовной истории она почти не имеет значения. Святые Отцы были убеждены: извечная неустроенность, корявость и неприглядность нашей национальной жизни вызвана отнюдь не отсутствием у русского человека природных талантов или усердия. И того и другого, да еще вдобавок смекалки, доброты и терпения — всего у него с избытком. Просто, в отличие от западного, русский человек, всей своей душой, первой мыслью своей всегда обращен к Богу. Он неосознанно ищет Его, игнорируя собственное материальное благополучие, а, не находя, предпочитает забвение. Отсюда и пьянство его, и бунт — бессмысленный и (для рационального ума) беспощадный.

Нынешнее бедственное состояние России с позиций духовной истории вполне объяснимо и даже по-своему закономерно. На нашей святой земле разворачивается последняя, незримая, решающая схватка за души людей. Здесь в толще народной традиции и культуры еще живы (и могут дать всходы) корни подлинной христианской духовности и смирения, утраченные западной традицией. Именно поэтому в 90-х годах, после падения "железного занавеса" Россия подверглась столь разнузданной, невиданной по масштабам, организованности и изощренности атаке мирового нигилизма, удару "нейтронной бомбы" постмодерна, нравственно уничтожившей, выжегшей несколько поколений русской молодежи, и оставившей после себя такой "бесовской шабаш", о котором и не мечтали авторы либерального заговора.

Новому христианскому миру, по неизреченной воле Промысла, предстоит пробивать себе дорогу сквозь грязь, смрад и гниение старого ветхого мира. Таков закон бытия. Русские люди должны увидеть (и видят уже!) физиономию "прогресса", насаждаемого духовно чуждыми и враждебными им силами, цену, которую за этот "прогресс" приходится платить. Только на этой почве всенародного трезвения вызреют и соединятся духовные предпосылки, силы и энергии сопротивления вселенскому злу, ополчившемуся на Святую Русь. По весне слабый росток тоже вытягивается из гнили перепревшей земли.

МИРОВОЙ КРИЗИС и национальная специфика — необходимые, но далеко не достаточные условия начала в России долгожданного христианского синтеза — процесса, в ходе которого познающий разум сможет, наконец, пусть вначале и через относительно малую группу людей, "закваску", вырваться из тупика и застоя, дабы органично слиться с Предвечным Творцом и положить начало новому человечеству. Решающую роль здесь, как и положено, будут играть кадры, личностный фактор. Человечности, образа и подобия божьего в сердцах людских — вот, чего по-настоящему не хватает нашей цивилизации. Только восполнением этого дефицита и можно остановить распространение метастаз зла.

Поразительно актуально в наши дни звучат слова русского философа И.С. Аксакова о том, что, отвергая образ Божий, человек неумолимо совлечет (и уже совлекает) с себя образ человеческий, а затем возревнует об облике зверином. Не эта ли метаморфоза происходит с нашей так называемой цивилизацией, в которой формальная свобода оборачивается тотальным контролем и рабством, культура — одичанием, наука — опасным экспериментаторством, хозяйственная жизнь — погоней за прибылью?

Основа для "закваски" нового человечества в России уже имеется. Это Церковь и православное сообщество — духовно единое Тело Христово, которое оживает и наливается силой после десятилетий отчуждения и гонений.

Впрочем, и это еще не вся "закваска". Это база, просвирня, в которой очень скоро, будем надеяться, начнется замес теста цивилизации будущего. Сюда под воздействием кризиса и общего расстройства жизни начнут (и начинают уже) подтягиваться ближайшие резервы: передовая часть студенческой молодежи и патриотически-настроенное национальное предпринимательство. На первый взгляд, может показаться, что обе эти социальные группы находятся вне Православия, более того — далеко за пределами его воздействия…. Но это чисто внешнее впечатление. Ситуация меняется буквально на глазах. Сегодня, когда разрушаются привычные индивидуальные и социальные устои, иссякают ресурсы, девальвируются ценности и смыслы, — "полоса отчуждения" между религией и передовыми общественными кругами сужается, а интерес к вековой традиции, к истории и опыту предков стремительно растет.

Настало время учесть эти сдвиги и внести поправки в тактику ведения духовной борьбы. Православному сообществу, возможно, пора подумать о начале контрнаступления на нигилизм. Для этого в кратчайшие сроки нужно решить ряд насущных задач: повысить уровень и эффективность православной миссионерской работы, привлечь к её ведению новые, свежие силы, расширить её диапазон и творчески разнообразить формы, завязать диалог с теми, кто по разным причинам до сих пор не охвачен миссией, хотя и внутренне готов принять Откровение. К сожалению, эта работа слишком часто стиснута оградой храма, ведётся только с теми, кто уже пришёл. Она по духу оборонительная — не наступательная.

Как достичь перелома? Как выйти из ситуации, при которой, с одной стороны, всё более очевидной и насущной становится необходимость православного "ренессанса" в России, а с другой, сохраняется разобщенность в рядах воинства Христова, растет напор нигилизма в национальных и международных масштабах?

ОПЫТ ДУХОВНО-ПРОСВЕТИТЕЛЬСКИХ СЕМИНАРОВ "Переправы" (Печатный орган: журнал "Шестое чувство", Интернет-сайт: www.pereprava.org), культурно-просветительского сообщества, созданного в 2006 г. с одобрения Патриарха Алексия II, проведенных в 2007-2008 гг. в Нижнем Новгороде для активистов нескольких молодежных организаций, показывает: российское студенчество вовсе не отгорожено "медной стеной" от православия, однако его прозрению и приобщению к вере по-прежнему мешает ряд серьёзных препятствий.

Прежде всего, мы должны осознать и признать, что самостоятельно, следуя одним только внутренним побуждениям, тому же страху перед надвигающейся глобальной катастрофой или смутному зову предков, — молодёжь в Церковь не потянется. Придут талантливые единицы, не более того.

Слишком высок темп жизни. Слишком плотной информационной завесой укрыто сознание молодых от спасительных духовных знаний и навыков. Слишком живучи утвержденные в нашем обществе предрассудки, будто вера есть нечто аморфное, мрачное, унылое, обращенное в прошлое, враждебное науке и вообще современной жизни. Слишком силен напор и широк выбор соблазнительных духовных суррогатов, которые выдаются за "новую веру", а фактически уводят в сторону от Бога и подлинной духовной жизни.

Спрашивается, из каких таких источников финансируется в России несколько центральных телеканалов, вещание которых Святые Отцы, доживи они до наших дней, иначе как "бесовским наваждением" и не назвали бы? Экстрасенсы, шаманы, маги, уфологи, астрологи, знахари, зачастую просто психически нездоровые люди заполонили все мыслимые и немыслимые эфиры. Духовная грязь мутным потоком, не встречая на своем пути ни малейших помех, льётся в сознание народа, а вот возможности с православных позиций разъяснить смертельную опасность для человека этих духовных "ядов" почему-то нет.

Бедные люди! Никому ведь и в голову не придет доверить свое тело хирургу без диплома, с сомнительной репутацией, грязными руками и ржавым инструментом. А тут беззаботно и добровольно впускаем в святая-святых — в храм собственной души — безграмотных самозванцев!

Другая беда — невежество. Ни семья, ни школа, ни вуз сегодня не дают (и в ближайшее время, похоже, не дадут!) подрастающему поколению даже начального представления о том, что собой в действительности представляет "наука наук" — православная вера. Нужно искать новые, нестандартные пути. Впрочем, в столь сложный, переходный момент одинаково опасны и поспешность, и промедление. Приход человека к вере, к Богу есть результат действия в нем Промысла — внешние условия могут лишь способствовать этому преображению, но не подменять его. Иначе вместо веры получим, по меткому выражению А.С. Хомякова, верование, а из православных семинарий будут, как и в дореволюционные времена, выходить готовые революционеры и бомбисты.

Другой путь есть. Сегодня книжные прилавки полны трудами Святых Отцов — величайших аскетов и психологов, словно бы самим Промыслом назначенных для преодоления атеистической "разрухи в головах" (кстати, в Россию эти труды пришли с запозданием, лишь в середине XIX века, что в немалой степени предопределило ослабление духовного иммунитета страны накануне революции). Этот поистине спасительный ресурс знаний и опыта остается только доставить в "тыл" врага — в среду атеистического невежества и духовной беспризорности. К огромному сожалению, наша молодёжь, видя, главным образом, лишь внешнюю сторону церковности, остается — по незнанию — равнодушной к этому сокровищу и уподобляется нищему, который вымаливает милостыню, сидя на сундуке с золотом.

Почему нищему? Думаю, что за внешней независимостью и ершистостью молодёжи скрыт целый букет проблем и комплексов. Её жизнь перенасыщена страданием. Психофизические нагрузки, падающие на плечи молодых, растут сегодня буквально на глазах, "несущая" же их способность при этом не увеличивается. Скорее, наоборот. Отсюда стрессы, депрессии, аутизм, распад личности, суициды. Современный человек по темпу и тяготам своей жизни напоминает белку в колесе — с той только разницей, что белка крутит колесо, когда ей вздумается, а "человек разумный" — когда включается невидимый привод. Хочешь — не хочешь, а беги!..

ДУХОВНАЯ БЕСПРИЗОРНОСТЬ наших дней — явление особое, и оно требует к себе особого, деликатного подхода. Беспризорного насильно не усадишь сразу за парту, и не станешь учить алгебре — сбежит! Сначала его надо отмыть, отогреть, успокоить, научить алфавиту. В духовной сфере — то же самое. Апостол Петр рекомендовал новичкам твердую (духовную) пищу сразу не предлагать, а поить "теплым молоком". В Нижнем мы с успехом опробовали эту методику. Семинары "Переправы" из цикла СОС (самопознание, осознанность, самостояние) были посвящены не "лобовому" изучению Евангелия, к чему подавляющее большинство наших слушателей попросту не было готово, а рационально-эмпирическому изучению азов духовной жизни. Зримый и незримый миры, двусоставность природы человека и понятие души, навыки самоанализа, природа мысленно-эмоциональных состояний, различение в себе факта телесно-душевной дисгармонии, изучение феноменов страха, боли и других недугов "внутреннего человека", а также способов их лечения, умение жить в настоящем и так далее.

Для большинства слушателей (а это были в основном выпускники и аспиранты вузов) стало настоящим открытием, откровением, почти культурным шоком то богатство мысли и опыта, искренней заботы о благе человека и знания его самых интимных, сокровенных тайн, которое содержится в Священном Писании и трудах Святых Отцов. Но и это еще не всё. Простейшие аскетические практики, адаптированные к уровню новичков, во всей полноте открывают им глубину собственного невежества в важнейших вопросах своего (не чужого!) бытия. Выявляется и потрясает "беспризорное" сознание сам факт неведения и непонимания себя, своей души, природы своих переживаний. Как следствие — неумение владеть собой, управлять психикой, преодолевать страхи и тоску, достигать того, что именуется "миром души".

Для переориентирования внимания слушателей с "лукавого и льстивого" внешнего мира, куда оно неизменно устремлено, на мир внутренний в семинарах был применен, в частности, такой приём. В порядке эксперимента слушателям было предложено "измерить" параметры своего внимания к телу и душе. В течение целого дня ребята с карандашом в руках фиксировали, сколько внимания — мыслью, словом и действием — уделяется тому и другому. Результат оказался ошеломляющим: в среднем 95% на 5% — в пользу тела.

Аналогично были сопоставлены объемы позитивных и негативных мысленно-эмоциональных ощущений. Получилось где-то 80% на 20% в пользу негатива. Это у молодых-то, здоровых и в основном материально благополучных людей! Убеждён: проведи мы подобное исследование на людях среднего и старшего возраста — перевес негатива была бы куда больше.

О чём это свидетельствует? Чем меньше современный человек знает и чувствует свою душу, чем меньше заботится о ней, хуже владеет и управляет ею, тем страшнее представляется ему собственная жизнь, темнее и безрадостнее существование. И речь здесь вовсе не о просвещении, не об абстрактном "новом знании", которое можно получить, а можно и не получать. Вовсе нет! Речь о базовом, коренном упущении, провале в развитии современной личности, нарушении её природного душевно-телесного баланса, от чего страдает здоровье человека, рассеивается его внимание, сужается кругозор, утрачивается уверенность и осмысленность бытия, слабеет творческий потенциал, уходят жизненные силы.

Речь, таким образом, идет об ущербности и преступной однобокости всей нашей системы воспитания и образования, которая, надменно отметая богатейший отечественный опыт и заискивая перед опытом чужеродным, теряет из виду главное — воспитание человека-творца, и формирует однобокого, забитого, "желудочно-удовлетворенного" (пользуясь метким афоризмом братьев Стругацких) "кадавра". С какой, позвольте узнать, целью? Во имя подъёма страны? Тогда нужны пассионарии — люди духовно свободные, бесстрашные, цельные в своей богоподобности. Или для создания стада рабов, атомизированной биомассы, послушной бичу надсмотрщика?

ПРАВОСЛАВИЕ В ЛИЦЕ Святых Отцов идёт еще дальше, делает поистине революционный вывод: мир, окружающий человека, не есть случайное и непредсказуемое смешение атомов и объектов, процессов и явлений. Этот мир, в прямом смысле слова, является оттиском, продуктом, продолжением сознания человека. Каждый из нас движениями своей души, качеством своей духовной энергии буквально созидает и рисует мир вокруг себя. Совокупным духовным "продуктом" человечества определяется не только его, человечества, текущее состояние (благоденствие или упадок), но и "самочувствие" всех нижестоящих по отношению к человеку уровней бытия: животного и растительного мира, неорганической материи и даже природных стихий и катаклизмов. Такова истинная роль человека-творца на земле! Такова безмерность свыше дарованной ему — и только ему во всей Вселенной — свободы!

Душа человеческая — это не смутная, абстрактная сущность, прилагаемая к телу и действующая, как ей заблагорассудится, а важнейший орган человека, отвечающий не только за весь комплекс психофизического здоровья (включая и тело), но и… за связь с Богом. Загрязняясь грехами и страстями, душа как бы замутняется, теряет способность поддерживать двустороннюю связь с Первоначалом; очищаясь смирением и покаянием — восстанавливает эту способность. Не Бог отворачивается от нас. Мы — от Него.

Мир незримый и все его богатства, все ресурсы и озарения — столь востребованные сегодня, когда исчерпан потенциал безбожного разума, — находятся не где-то вовне, не за горами и долами. Он — внутри нас, ибо "Царство Божие внутрь вас есть", и только от нас зависит, открыть эту дверь или оставить ее закрытой.

Атеизм — не для нашей молодежи: проповедью вечной смерти он превращается в религию мрака. Наша молодежь жаждет жизни, свет которой хранится в недрах Православия.

Россия не алчет власти над миром, и не стремится преуспеть за счет других. Святые Отцы видели ее грядущий подъем в умеренном процветании под сенью веры, общины и православной державности, в любви и терпимости к другим народам и религиям. (Не забудем, что именно благодаря православной веротерпимости в России за всю её историю не вспыхнуло ни одной религиозной войны!) Безопасность же нации, как показал недавний и, увы, печальный опыт Сербии, обеспечивает не только и даже не столько сила оружия, сколько крепость духа образующих ее людей, сплоченность их рядов и готовность бороться с агрессором до конца.

Ни одна из бесчисленных проблем атеистического мира не может быть и не будет кардинально решена в рамках эгоистической и лукавой логики этого мира. Православие четко указывает на корень индивидуального и вселенского зла — на страсти человеческие. Об этом и надо, в первую очередь, говорить с молодежью — честно, остро, без сюсюканья. Надо объяснять, что грех — это не "удовольствие, запрещаемое строптивым Богом", а вольное или невольное нарушение норм духовной жизни и духовного здоровья, и ведет он человека прямиком в погибель. Нужно наглядно показывать молодым асимметричность законов материальной (обычной, зримой) и духовной жизни, при безусловной приоритетности последних, прививать ей навыки одновременной жизни в двух мирах: зримом и незримом, строгого исполнения законов того и другого, "хождения пред Богом", что только и обеспечивает полноту, осмысленность и счастье бытия. Нужно прямо предупреждать молодых о последствиях неисполнения духовных законов: как на земле, так и в вечности.

В этом контексте саму возможность возникновения в России христианской "закваски" нового типа: людей, с полной силой и в полной мере понимающих всю пагубность отпадения от Христа, и не видящих уже себя вне Бога, — мы должны понимать как исключительную и бесценную привилегию. Это поистине "золотой шанс" спастись, значение которого, к сожалению, пока не видит и не признает остальной мир.

Взять хоть ту же коррупцию — третью по значимости после дорог и дураков национальную нашу беду (кстати, на "благословенном" Западе острота этой проблемы ничуть не меньше, а то и больше, чем в России, но вслух принято критиковать только нас). Можно ли одолеть это зло, меняя лишь внешние формы, принимая всё более жесткие законы и наказания, усиливая контроль?

Н.В. Гоголь писал: если к жуликоватому чиновнику приставить солдата с ружьем, получится два жулика, если к ним добавить еще одного — три. Суть проста. Никакие запреты, надзоры и угрозы не остановят человека, приставленного к государственному или любому другому "добру", если у него нет надлежащего нравственного устроения. Последнее состоит вовсе не в уговорах и увещеваниях, не в страхе даже перед наказанием, а в понимании самим человеком (чиновником, политиком, военным, инженером, дворником) того непоправимого вреда, который он наносит себе и своему роду актом присвоения чужого. Просто люди этого не знают: одни неосознанно боятся узнать, других губит гордыня. А ведь с некоторых людей, с того же чиновника, вообще особый спрос: он запускает руку не только в казну, но и — через неё — в карман вдовы, инвалида, пенсионера. Это страшная ответственность перед обоими мирами!

Духовно зрелый человек не просто может не красть — он не может красть. Почему? Он ЗНАЕТ, чем для него чревато нарушение заповеди "не укради", а по сути — духовного закона: такого же неумолимого и не оправдывающего невежество, как и законы нашей земной жизни.

На семинарах мы обсуждали эту тему, и вместе со слушателями пришли к выводу: если бы сознание личной ответственности за нарушение заповедей по-настоящему овладело людьми, кандидатов в министры и губернаторы пришлось бы искать днем с огнем. К слову, два года назад "Переправа" предлагала руководству Академии государственной службы при Президенте РФ провести эксперимент — прочитать курс начального духовного просвещения для будущих чиновников. Задача была двоякой: во-первых, хотя бы предупредить (но не голословно, а через знания и личный опыт) будущих чиновников о реальных размерах их личной ответственности перед Богом и людьми; во-вторых, доказать руководству страны, что духовное просвещение — единственный реальный способ борьбы с бюджетными хищениями и некомпетентностью. И что вы думаете? Не вышло!

Русская образованная молодежь готова ко "второму принятию" Христа. Она теснится у врат, ведущих к Центру мироздания и скрывающих до поры всё, что поможет ей вырваться из мнимого тупика глобального кризиса и совершить рывок в долгожданное Русское Развитие. Повторюсь: дверь в будущее не вовне, она — внутри каждого из нас. Имя ей — душа, через которую, духовными трудами и помощью Божьей, мы сможем восстановить когда-то добровольно прерванную праотцами связь с Всевышним, одолеть в себе гибельное своеволие тела, ума и души, возродить ЧЕЛОВЕКА, каким его в начале времен, по образу и подобию Cвоему, создал Господь. Не для смерти создал — для вечности. Ибо Бог есть Любовь, и только эта Любовь, соединяясь с человеком, руководя его помыслами и делами, может спасти гибнущий мир.