В лице тракториста Николая есть что-то порочное — вероятно, из-за тяжелой челюсти, заросшей трехдневной щетиной, больших водянистых глаз, которые он то и дело страшно закатывает. Это угрюмый 50-летний мужик в заношенных тренировочных штанах с пузырями, несвежей тенниске и сандалиях на босу ногу. Он приехал на старом тракторе “Беларусь”; впереди к машине прикреплен копнитель.

Николай с трактором были приглашены водрузить железную трубу метрового диаметра — “башню” — на огород. Труба, запаянная с одного конца, должна служить резервуаром для полива.

Сначала трактор не проехал во двор — мешал газопровод, тянущийся перед дворами. Николай, вместо того чтобы развернуться и сказать “Пока!”, соскочил с трактора и вмиг организовал двух мужиков, копавших по соседству картошку, на подъем трубы вручную. В ход пошли ломы, доски для накатывания — башню надо было водрузить на фундамент, сооруженный из забетонированных автомобильных шин. Но как Николай ни рвал жилы, ни напрягался, как ни переставлял мужиков, несколько подходов к трубе показали, что вручную тут ничего сделать нельзя.

Николай задумался…

И вот уже в руках лопаты — было принято решение выкопать на въезде во двор две ямки, чтобы трактор не задевал газопровод. Пять минут азартной работы — и дело сделано. “Беларусь” по углубленной колее заехал во двор, трос закреплен, и — о, чудо! Под воодушевляющие крики мужиков башня водружена на место.

Николай улыбается. Лицо его будто подсвечено изнутри радостью от хорошо выполненной работы. Душа его ликует, а облик мгновенно меняется — в трактористе вдруг проявляется бездна обаяния! Хозяин трубы, 80-летний одинокий старик, смущенно сует ему 200 рублей “гонорару”. Разгоряченный Николай отмахивается:

— Да не надо мне!

В этом жесте нет ни рисовки, ни даже великодушия — но есть нечто, чему трудно подобрать определение. Можно назвать это “широтой души”, или “национальным характером”, или “народной совестью” — в общем, поступок Николая интуитивно понятен, хотя рационально его объяснить невозможно.

И все же хозяин почти насильно впихивает трактористу купюры в кармашек его тенниски. Николай смущен. Это проявляется в том, как он неловко, оступаясь, залезает в свой трактор. Но за рулем Николай сразу обретает уверенность в себе. Мастерски он дает задний ход и, аккуратно, ничего не задев, под одобрительные крики мужиков выезжает со двора.

Про Николая говорят разное.

Например, что он любит выпить. Или что он “того” (т.е. не в своем уме), потому что у него 9 детей! Ну скажите, будет ли нормальный человек “плодить нищету”?! ЖИТЬ НАДО ДЛЯ СЕБЯ. А взять хотя бы этот случай с трубой. Николая пригласили на “десять минут”, вместо этого он провел в чужом дворе почти час, рвал жилы, наживал грыжу, и все это — не договорившись об оплате и даже не рассчитывая на нее. Ну скажите, можно ли считать Николая нормальным?! На бескорыстных людей надо напускать ювенальную юстицию, чтобы они не имели потомства и не заражали своим дурным примером рыночно образованное население…

Вечером того же дня я читала в местной районке панегирик воспитательницы детского сада: “Благодарю “Единую Россию” и лично чиновника такого-то за оказание содействия в покупке паласа. Вопрос был решен оперативно, в течение трех часов”. Оказывается, народ у нас без “руководящей и направляющей” уже и палас купить не может! Палас купили, это правда, и про это пишут. А то, что сельские школы позакрывали, — про то молчат.

Провинция аполитична. Здесь 95 процентов населения не подозревают о существовании в Москве неподконтрольных властям газет, а те, кому доведется подержать их в руках, прячут газету, как ленинскую “Искру”, чтобы, не дай бог, не увидала администрация — вся сплошь и рядом вступившая если не в “ЕдРо”, так в Народный фронт. Впрочем, трактористу Николаю и другим представителям “простого народа” не до политики: исчезни сейчас Дума и Совет Федерации, в их жизни ровным счетом ничего не изменится. А вот если погреб к зиме не подготовишь или крышу не залатаешь, это будет действительно драма.

Вертикаль власти здесь монументально недвижима, потому что директор школы (по совместительству глава избирательной комиссии) получает официальную зарплату в 100 тыс. рублей, а простой учитель-трудяга — 7—10 тысяч. И потому директор зубами, правдами и неправдами вырвет победу для партии-кормилицы. Будет подтасовывать, вбрасывать, устраивать “карусель” с бюллетенями, лишь бы обеспечить “результат” и усидеть на своем месте. И любой в его ситуации делал бы так же. Любой, поскольку люди с инстинктом справедливости в провинции обречены быть маргиналами-чудаками.

Интеллигенция отсюда разбежалась — кто смог, съехал в большие города, преимущественно в Москву, а кто не смог, тот должен позабыть про вечные ценности и тем более про “свободу выбора”. Она небольшая: либо лизоблюдствовать, благодарить за “оказание содействия в покупке паласа”, либо жить рабским трудом — хозяйством и огородом.

Сельская жизнь ужасающе антидемократична. Никаких прав, одни обязанности. Скотину надо хорошо покормить два раза в день, и тут никакая оптимизация не поможет. Надо готовить дом к отопительному сезону, а то замерзнешь. Надо убирать огород, а то с голоду помрешь, и т.п.

Лишенное какой-либо духовной жизни (ну, правда, церкви пооткрывали) провинциальное общество скатилось к примитивнейшей философии: ЖИТЬ — это значит быть богаче других. Ничто другое уже не ценится.

Перельман? Ну, у него же, как у тракториста Николая, с головой плохо — от денег отказался… Он, видите ли, от работы получает удовольствие…

Порочные люди, с изъяном.

Потому родители и растят здесь своих детей для города. Тут, в краю рабского труда и унылого бескультурья, они не видят их будущего. Дети должны уйти из этих мест навсегда, получить хорошую профессию, раствориться в мегаполисе и повидать мир, потому что даже рассказ о путешествии в Крым большинством населения здесь воспринимается как полет на другую планету.

А что же Россия? Никто никому ничего не должен, тем более Родине. Разве не эту максиму вбивали в голову народу наши интеллектуальные поводыри? Гуманисты, они думали прежде всего о себе — о том, что сами они никому ничего не должны. Что ж, их мечта сбылась — в отделе книжной торговли в бывшем универмаге народу совсем мало, продажи небольшие. Если и берут, то что-то прикладное: “Первые шаги в Интернете”, “Бухучет” и “Приусадебное хозяйство”.

Книги и идеи не значат больше ничего. Здесь они не нужны, и читателей в ближайшей перспективе не предвидится. Хватит и телевизора, новостей. Взорвался очередной склад с боеприпасами? Ух ты! Террор на Северном Кавказе? Ну надо же! Ухнулся “Прогресс” вместе с грузом? Говорят, что дорогой металл для деталей разворовали, слепили двигатель из заменителей. Почему бы и нет? ИМ (кивание на потолок) можно, а нам — нельзя?!

Чтобы спасти Россию, надо в ней жить. Быть с ней в духовной связи, а не только в экономической. Чтобы помочь провинции, надо здесь остаться. Но для кого здесь жить, если каждый — за себя? И, главное, на что здесь жить?

…А вот мои друзья, супруги-поэты Виктор Петров и Нина Стручкова, бросили Москву, уехали в деревню Погореловка, что в Тамбовской губернии. Живут как-то в этой глуши и даже вроде счастливы. Они, конечно, люди-исключения, как, впрочем, и тракторист Николай. В глубине души я им, бывает, завидую. Иногда — сочувствую. А чаще думаю: это и есть настоящие люди, те, которых мы называем словом-надеждой — народ.